Уилл на секунду призадумался, а затем едва различимо поморщился, кивнул и так же беззвучно прошептал: «Минута». Я быстро кивнула и полезла обратно в соседнюю примерочную, оставляя заботу о вспышках на жнеца. Времени оставалось мало, а потому, отсчитывая про себя секунды, я старалась двигаться максимально быстро и спокойно. Паника лишь мешает.
Выбравшись в первую кабинку, я отсчитала тридцатую секунду. Выйдя в зал — тридцать пятую. Подойдя к Михаэлису — сороковую. Схватив демона за запястье, я одними губами произнесла: «Через пятнадцать секунд выруби охранника». Угли его глаз вспыхнули, а рука, затянутая в белую перчатку, коснулась сердца. Оспаривать или уточнять приказ демон не собирался.
Оставшиеся десять секунд напоминали мне пьяных, дезориентированных улиток, которые не знали, где финиш, и наматывали круги, врезаясь в стены.
А затем мир полыхнул белым. Мне показалось, что я ослепла.
====== 6) Самообман ======
«Tanta vis probitatis est, ut eam etiam in hoste diligamus».
«Сила честности такова, что её мы ценим даже у врага».
Мутное сияющее марево словно сбежавшее из кастрюли молоко затопило всё вокруг. В ту же секунду я почувствовала, как запястье демона, которое я несильно сжимала правой рукой, дернулось, и я осталась одна в этом беспределе света. В глазах заплясали искры, и я невольно зажмурилась. А когда наконец снова обрела способность видеть, млечный путь за авторством жнецов исчез. У двери лежал охранник, в метре от него — пистолет. Рядом со мной, в той же позе, что и до вспышки, стоял Михаэлис с приложенной к сердцу правой ладонью. Гробовщик и Дина молчали, глядя на распростёртое на полу тело. Впрочем, равно как и все остальные. Я моргнула. В глазах плясали блики и звезды. А в следующую секунду Гробовщик вновь рассмеялся и погрозил пальцем кабинке, в которой, думаю, всё ещё прятался Уилл. Покупательницы заверещали, перекрывая несмолкающий вой сирены, а я наконец почувствовала, что всё позади. Шумно выдохнув, я закрыла глаза, а голос Михаэлиса, прорвавшись сквозь шумовую завесу, заставил меня окончательно прийти в норму.
— Госпожа, я сделал всё, как Вы велели. Надеюсь, Вы довольны.
Знаешь, демон, вот сейчас у меня нет сил даже на то, чтобы тебя ненавидеть… И искать язвительность в голосе — тоже.
Я вяло махнула рукой и вновь открыла глаза. Гробовщик преспокойно шествовал к выходу. Добравшись до валявшегося на полу охранника, жнец перешагнул через него и пошёл дальше. И только подол чёрного плаща скользнул по серой униформе с жёлтой надписью «Секьюрити» на нагрудном кармане.
Я вдруг почувствовала удивительное умиротворение. Ну вот, на этот раз никто не умер. И мне не пришлось зажимать чью-то рану, пытаясь остановить кровь. Все живы, все здоровы. А значит, можно успокоиться и продолжить наводить порядок уже без спешки и истерики. Жнец покинул магазин под громоподобный вой сигнала тревоги, а Динка, поправив на носу солнцезащитные очки, кинулась за ним. Молодец — мало ли, что ещё этот неадекват устроит?
Я кивнула Михаэлису и направилась к прилавку, за которым две психически травмированные продавщицы пытались высказать Фаустусу всё, что они о нём и «его дружке-психопате» думают. Собственно, удавалось им это плохо, потому как Клод любую словесную атаку сводил к вопросу: «Так вы хотите получить компенсацию или нет?» Надо сказать, что, когда я подошла к демону, он уже отсчитывал купюры, а девушка за прилавком бурчала нечто нелицеприятное в адрес «ненормальных ряженых».
— Как успехи? — шёпотом поинтересовалась я, зная, что демон меня услышит, а люди — вряд ли.
— Все идёт как надо, — флегматично ответил дворецкий и передал истеричной кукле деньги.
— Надеюсь, вопрос того, что на нас не подадут заявление в полицию, ты тоже уладил? — уточнила я, глядя как продавщица, вырвав из рук Клода деньги, трясущимися пальцами пыталась их пересчитать. Получалось плохо.
— Безусловно, — отрапортовал Фаустус. Вот! Профессионал! Хвалю!
— Молодец, — кивнула я и поспешила на поиски Алексея. Он обнаружился неподалеку от всё ещё находившегося в беспамятстве охранника, к которому почему-то никто не спешил подходить, причём рядом с моим братом ожидаемо кучковались два жнеца. Грелль восторженно верещал о том, какой Себастьянчик молодец, картинно заламывая руки и не забывая также хвалить себя, любимого. Из высказываний нашей свеклоголовой аномалии было ясно, что столь яркая вспышка, ослепившая и людей, и камеры, была вызвана одновременным перемещением троих жнецов «туда — обратно», которое привело к эффекту светопреставления. Нокс сэмпая не слушал и копался в шмотках, висевших рядом, Лёшка же сосредоточенно хмурился и кусал губы.
— Молодец, Лёш, — громко сказала я, подходя к брату. Тот обернулся, кивнул и пробормотал:
— Тот мужик ведь не?..
Да уж, заканчивать мысль братцу-паникеру явно не стоило. Вот теперь мне ясна причина того, что к охраннику никто не подходил. Страх. Это скользкое, серое, иррациональное чувство пробиралось в души и шептало всего одно слово, которое не позволяло пальцам коснуться шеи потерпевшего в поисках пульса. Люди боятся смерти. Как своей, так и чужой. Потому оказывать помощь умирающему кинутся не все. А жаль.
Я фыркнула и, одарив братца раздраженным взглядом, подошла к телу на полу. Короткие чёрные волосы мужчины плотной паутинкой касались серого кафеля. Глаза были закрыты. Грудь едва заметно вздымалась. Я быстро села рядом с охранником на корточки и проверила пульс, нащупав сонную артерию. Ровный, уверенный, он отлично прощупывался и не оставлял сомнений в том, что человек жив. Похлопав мужчину по щекам, я попыталась привести его в чувство, однако, как только он открыл глаза, пожалела о принятом решении. Он резко дёрнулся, чуть не заехав рукой мне в глаз, и я едва успела уклониться. Далее последовала непередаваемая игра слов, вперемешку со стонами, ахами и вздохами, а также кряхтением и попытками ощупать собственный затылок и шею одновременно. Я хмыкнула и, понимая, что помощь тут не требуется, по крайней мере — скорая, пошла обратно к прилавку.
На полдороги меня вдруг оглушила внезапно обрушившаяся, непонятная и удивительно лишняя сейчас тишина. Сирена смолкла. Я поморщилась, тряхнула головой, пытаясь развеять звон в ушах, и продолжила свой путь. Фаустус, как оказалось, уже оплатил ущерб и теперь ждал, пока продавщица постарше запихнёт разорванное платье в какой-то странный чёрный мешок на «молнии», похоже, являвшийся чехлом. У китайского ширпотреба и такое есть? Вау. Прогрессирует рынок очумелых ручек!
Получив платье, демон, под аккомпанемент ругательств девушки-куклы, развернулся и зашагал ко мне.
— Проблем не будет? — хмуро спросила я у него, когда мы поравнялись.
— Нет, госпожа, всё улажено, — покачал головой Фаустус, и я скомандовала:
— На выход. Все на выход.
Уверена, мой зов донесся до каждого паранормального существа в магазине, на то они и не люди. Сама же я поспешила к двери, стараясь не поскользнуться на сером глянце, и вскоре уже вдыхала грязный, пропитанный ароматами выхлопов и гниющего мусора, воздух. Но, по крайней мере, здесь не было ни скользкого пола, ни злющих продавцов, а потому я наконец смогла вздохнуть свободно.
Спустившись по ступенькам с небольшого крыльца и почувствовав под ногами твёрдую землю, я вдруг осознала, что руки начали мелко дрожать. Сердце закололо. Накатила та самая пресловутая паника, от которой я сумела абстрагироваться в магазине. Взгляд заволокло алым. К горлу подступила тошнота. Руки непроизвольно сжались, впиваясь ногтями в недавно оставленные ими же раны. Злость, ненависть, ярость и желание разорвать на клочки идиотов, устроивших весь этот цирк, захлёстывали сознание багровыми волнами. Хотелось кричать. Выть. Ударить кого-нибудь. Но я молчала.
Где-то вдалеке, словно в иной реальности, переговаривались пешеходы, сигналили автомобили, шумел ветер. А в моих ушах буйным цветом разрастался комок ваты, стиравший звуки и превращавший окружающую реальность в иллюзорную дымку. Колени подогнулись. Я прикусила губу. Боль отрезвила. Этого всего просто нет и не было, слышишь, Инна? А в следующую секунду за спиной раздался голос Клода, тихо поинтересовавшегося: