Взмах руки, затянутой в чёрную перчатку, и пять ножей, сверкнув в лучах палящего солнца, летят в воина лет сорока. Едва заметное движение кисти, и серебристая полоса стали сбивает снаряды, отправляя их на вытоптанную землю. Атакующий возглас, и самурай лет тридцати изящным взмахом руки прочерчивает в воздухе горизонтальную полосу, пытаясь отрубить голову демона. Тот отклоняется назад и, как заправский гимнаст, оттолкнувшись от пыльной земли ладонями, отпрыгивает от нападающего. Третий воин заносит меч, и тот серебристой тенью падает на плечо дворецкого. Секунда, и лезвие со звоном ударяется о металл, выкованный в Аду. Лёгкое движение кистью, и вилка, притормозившая полёт катаны, пытается вырвать меч из рук воина, но мужчина лет двадцати пяти реагирует быстрее. Меч снова на свободе, а два других воина уже начинают новую атаку.
Легкие, скользящие шаги по вытоптанной земле. Лязг металла, поющего реквием. Шорох ткани, пропитавшейся потом. И абсолютное спокойствие четверых, что танцуют со смертью нежный вальс.
Взмах. Удар. Шаг. Поворот. И снова по кругу, по кругу, по кругу…
Ни один из воинов не попытался зайти врагу за спину. Ни один не атаковал бесчестно. Но их удары порой пробивали защиту демона, и древняя сталь окрашивалась алым. А порой ножи, что появлялись из тьмы в тонких пальцах бессмертного существа, достигали цели. И тогда узоры на кимоно обретали дополнения. Багровые. Горячие. Удивительно яркие. Словно розы распускались на плотной ткани, словно закат языками пламени укутывал их в плотный кокон. И живой дождь рубиновыми каплями безразлично падал на твёрдую землю. А они всё танцевали, танцевали, танцевали… зная, что враг не может умереть.
За моей спиной послышался шорох. Дина с Лёшей выбирались из сарая. Я стряхнула оцепенение и оторвала заворожённый взгляд от сумасшедшей пляски на углях жизни. Посмотрев на часы, я пришла к неутешительному выводу — нам надо было продержаться ещё двадцать минут. И тут случилось то, чего я опасалась. Лязг на площади резко стих, а затем раздался испуганный вскрик со стороны рыбаков. Я осторожно посмотрела на площадь. Самураи, держа мечи наизготовку, оглядывались в поисках врага. Но его нигде не было. Чёрт! Так и знала!
Я спряталась обратно и приложила палец к губам, давая брату и подруге понять, что Клод нас «кинул». Показав брату знаком, что пора переходить к запасному плану, я поймала ответный кивок и выудила из рюкзака, стараясь действовать как можно тише, небольшой пульт управления. Вот когда начинаешь радоваться благам цивилизации! Когда от них зависит твоя жизнь… Зная, что нас закинут в прошлое, я запаслась разной ерундой, которая могла бы отвлечь древних людей, в том числе и тем, что было припрятано у края поля, где мы расстались с Фаустусом. Я проверяла — техника на батарейках работала, а для радиоуправляемой машинки дистанция, отделявшая нас от неё, предельной не была. Нажав на кнопку запуска, я заставила стоявшую возле леса машинку двинуться вперед, и… в следующий миг со стороны леса послышались довольно громкие звуки, отдалённо похожие на раскаты грома. Это был топот сотен ног, отбивавший чёткий ритм по брусчатке на Красной Площади.
Лирическое отступление: машинку я установила так, что при движении вперёд она должна была нажать на кнопку «Play» CD-плеера, в который был заблаговременно вставлен диск с записью парада на Красной Площади. А что? Воины любой эпохи ждут нападения, и чем больше врагов, тем выше вероятность того, что они мелкую добычу бросят и на крупную позарятся. По крайней мере, я на это рассчитывала, и, похоже, расчеты оправдались, потому как через секунду после начала звуковой атаки послышались приказы командира самураев и вопли ужаса со стороны селян. Вот только, кажется, я недооценила врага, потому как двое воинов направились к полю, откуда исходил шум, а одному было приказано продолжать поиски исчезнувшего чужеземца. Отвлекающий маневр профессиональные военные предусмотрели. Вот ведь редиски! Прозорливые…
Я же запихнула пульт обратно в рюкзак, привязала тот к ноге, и мы с готами пустились в обратный путь, расчерчивая на земле полосы и так до ужаса грязными животами. Вот только нам не повезло. Потому как примерно на середине поля нас настиг зычный клич, и, обернувшись, я осознала, что так просто всё это не закончится, ведь самураев не зря считали невообразимо смелыми людьми. Воин, оставшийся на поиски Клода, увидел нас и, не зная, столь же сильны мы, как бессмертный «Они», или нет, бросился в погоню, не дожидаясь подкрепления. Бежал он довольно забавно, ноги, видимо, привыкшие к седлу, были полусогнуты в коленях, вот только весело мне не было. Потому как в руках его безразлично блестела катана, обещая нам скорое знакомство с Вечностью.
Секунда, и рюкзак уже был у меня в руках, а три пары ног перемешивали сырую землю, отчаянно пытаясь найти путь к спасению.
Вытоптанная зелень вжималась в грязь. Комья земли взлетали из-под непредназначенной для марш-бросков обуви. Пот солёными слезинками срывался с кожи. А перед глазами вставало алое марево, в котором отчётливо застыл образ засасывающей, вязкой реальности. Кровь и смерть. Больше впереди не было ничего. Но мы всё равно бежали, продолжая на что-то надеяться. Глупо. Иррационально. Но так необходимо…
Так не должно быть! Не может. Это неправда. Надо просто подождать, и всё наладится…
Внезапно стройный марш солдат на Красной Площади замер. Оборвался. Растворился в скользкой тишине. А затем её разорвали крики японцев, сообщавших своему товарищу, что идут к нему. Липкий, въедливый страх заползал в душу, но мой разум оставался на удивление чист. А потому я свернула влево, к берегу моря, то есть подальше от тех, кто бежал со стороны леса, и тихо, так, чтобы японцы не услышали, скомандовала:
— Врассыпную! Лёш, ты отлично плаваешь, ты — в море. Дин, налево, туда они могут и не побежать — инерция мышления. Я направо.
— Ни фига! — рявкнул Лёшка.
— Заткнись, — процедила я. — Хочешь жить — выполняй!
— А ты?!
— Я выживу, — криво усмехнулась я и на ходу достала из-за пояса пистолет. Дальнейшие вопросы отпали сами собой, и только с губ моего брата сорвался странный звук, похожий на раздражённый рык. Он не был уверен, что я выстрелю. Собственно, как и я сама… Ведь так нельзя. Нельзя же?..
Лес плотной стеной встретил беглецов, и мы рассредоточились. Поскольку всё это время мы с готами бежали направо, я очень рассчитывала, что самураи продолжат бег в этом направлении. Вот только гарантии не было.
Щелчок. Пальцы сами собой сняли пистолет с предохранителя. Холодная капля пробежала по спине, считая позвонки. Только не думать. Только не размышлять, сможешь или нет. Держись, Осипова. Ещё десять минут продержись…
Гулкие удары сердца о рёбра. Дрожь в мышцах, болевших от напряжения. Прерывистое дыхание, срывавшееся на хрип. И голоса, звучавшие прямо за спиной. «Они разделились!» Как точно подмечено… «За ними!» Вот гады… «Брать живыми!» Хоть на этом спасибо… «Будут сопротивляться — убить!» Может, сдаться?.. А где гарантия, что это не уловка и меч не вспорет мой живот, как только я обернусь? Нет её. И не будет. Потому что это война, а на войне все средства хороши…
Топот за моей спиной стал громче, и я поняла, что убежать не удастся. А в следующую секунду споткнулась о какую-то ветку и, проклиная всё на свете, полетела на землю. А точнее, в кусты, росшие справа от меня. Вот только за этими кустами земля меня встретила не ровной площадкой, а уходившим вниз небольшим оврагом. Удар выбил из лёгких весь воздух. В глазах заплясали белые искры. Уши заложило. Пальцы отчаянно сжимали пистолет и лямки рюкзака. Только бы не потерять…
Тело, не умевшее группироваться, рухнуло на дно оврага, и мышцы разом откликнулись тупой болью. В голове звенело, алые сполохи рваной марлей заволакивали сознание. Если я встану, далеко не убегу. А мне надо прожить ещё минут пять…
По склону холма спускался воин, и сухие ветки с хрустом ломались, рассыпаясь в прах под его весом. Я замерла. Веки были смежены, конечности застыли на земле в странной, неестественной позе — последствии жалкой попытки сгруппироваться, пальцы отчаянно сжимали пистолет. Я попыталась привести дыхание в норму и сделать его как можно менее заметным со стороны — надежда на то, что хотя бы недолго самурай помучается от брезгливости и не станет проверять пульс чужеземки, у меня ещё теплилась. Чернота перед глазами покрывалась красной паутиной, словно неведомый паук, напившись крови, смачивал нити багровой слюной. В голове звенел набатный колокол, а сквозь вязкую вату, что, казалось, выросла в ушах, прорывались звуки шагов. Уже совсем рядом. Уже так близко, что не выдать себя практически невозможно. Паника попыталась затянуть удавку на горле, погружая мир в беспросветный мрак и не давая воздуху проникнуть в лёгкие, но встретила стену острого, холодного отчуждения, возникшего из одной-единственной мысли. Я не умру. Не здесь и не сейчас. Я так решила, а значит, так и будет. Я ведь обещала… обещала? Не важно. Я просто должна выжить. Любым способом.