Грин не ответил. Он поднялся с округлого валуна только когда Лейтер, а за ним тележка двинулись по склону. С вершины холма просматривалась долина с мерцающими лентами рек и острыми пиками гор на горизонте. Прохладный воздух был чист и прозрачен. По ту сторону холма среди кустарника петлял ручей, огибая маленькую рощицу.
Лейтер выбрал место для ночлега в излучине ручья. Где-то в листве выводила радостную неповторяющуюся мелодию неведомая птица, шелестело ветвями дерево. В сумерках Лейтер долго обшаривал крону через оптический прицел, потом брызнули комочки птичьей плоти, и дерево замолчало.
— Проклятье! — Лейтер опустил ружье. — Слишком крупный заряд.
Уже почти в темноте он свалил резаком дерево и разложил костер. Грин достал продукты. Поужинали при свете костра и, включив защитное поле, улеглись на тележке, сняв с нее дневную добычу. Лесные звуки исчезли, только журчание ручья нарушало тишину.
— О чем вы все молчите, Грин? Я от вас за день и десяти слов не слышал. Неужели вас не увлекает благородная страсть охоты?
— Не увлекает.
— Но… вы не богаты, а одна только шкура шестинога обеспечила бы вам год беззаботной жизни.
— Я пилот, — сказал Грин.
Эта планета была не первой, куда он доставлял искателей приключений. Приключения и риск стоили дорого. Безумно дорого, но лейтеры платили. А корпорация платила ему, Грину. Платила за рейс и особо за риск. Его дело доставить пассажира на планету и обратно. Конечно, каждая планета была предварительно разведана, но Лейтер стреляет…
Три низких луны взошли над лесом, и кружевные тени накрыли тележку. Ни пилот, ни охотник не видели, как от кустов отделилось нечто темное и бесформенное и покатилось по траве, не приминая ее. А потом пролетел туманный вихрь, и трава на поляне стеклянно зазвенела.
Утром пилота разбудил Лейтер:
— Черт побери, откуда это?
Грин слез с тележки. Трава вокруг угасшего костра была усеяна мертвыми птицами. Грин разглядывал их: разноцветные, маленькие и большие, они, раскинув крылья, валялись в беспорядке на сверкающей ледяным блеском траве. Блеск этот резал глаза. Только в зоне защитного поля трава оставалась зеленой. Лейтер снял защиту и вышел из круга, чтобы собрать птиц. Стебли со звоном ломались под его ногами, острые осколки разлетались в стороны.
— Настоящее стекло, — пробормотал он. — Вы что-нибудь понимаете? Откуда эти птицы? Почему мертвые? Да не стойте вы, черт возьми, помогите мне загрузить тележку!
Лейтер сыпал проклятиями и вопросами, на которые не было ответа.
— Надо возвращаться, — перебил его Грин. — Посмотрите.
Пологий холм, который они так незаметно преодолев ли вчера, за ночь изменился. Почвенный покров исчез, и обнажилось скальное основание — каменный хаос, наверняка непроходимый для тележки.
Лейтер огляделся. Деревья оставались зелеными, и лишь одно из них, на краю рощицы, потеряло листву и топырило к небу обнаженные ветви. Лейтер ухмыльнулся.
— С этим-то я справлюсь, пилот. А охоту мы только начинаем, по контракту время возвращения определяю я. Вам это известно, не так ли?
Грин промолчал, укладывая шкуры на тележку. Лейтер долго пытался разжечь костер, но сучья плавились в плазме резака, не давая огня. Тогда он набрал из ручья воды, уменьшил факел и направил его на сосуд. Вода закипела мгновенно. В ноздри ударил невыносимый трупный запах.
Преодолевая тошноту, Лейтер кинулся к тележке, и они на полном ходу ринулись прочь от ручья, поднимая клубы стеклянно-радужной пыли.
Какое-то время тележка бежала самостоятельно, потом Лейтер взял управление на себя и повел ее в обход скального образования. Стеклянный покров исчез. Лейтер перевел дыхание, засмеялся:
— Пугает нас планетка, а?
— Предупреждает…
— Глупости. Что мы знаем о тектонике и экологии планеты? Внезапные изменения рельефа могут быть здесь столь же обычным явлением, как дождь на Земле. Вы сами, Грин, говорили о микрофлоре. Она и вызвала загнивание ручья.
— Стеклянная трава…
Лейтер внимательно оглядел пилота. Тот сидел боком, скорчившись в кресле пассажира, втянув голову в воротник куртки.
— Что вы хотите?
— Чтобы вы не стреляли больше, — Грин смотрел перед собой не мигая.
— Эта экспедиция обошлась мне дороже, чем вы можете заработать за всю жизнь.
— И вы надеетесь возместить расходы?
— Возместить? — Лейтер прищурился, положил на колени ружье. — Я охочусь для собственного удовольствия. Вам этого не понять. Когда я вижу зверя, я не могу не стрелять. Это надо ощутить — держать на мушке чужую жизнь. На Земле, вы знаете, охота запрещена. Экологический фетишизм. Там я бессилен, но здесь…
Грин первым увидел это странное толстое кольцо. Диаметром больше двух метров, оно катилось по руслу высохшей речки, оставляя рубчатый след. Середина кольца напоминала двояковыпуклую линзу и отсвечивала прозрачной синевой. Кольцо обежало небольшую лужу и остановилось. Тень обода эллипсом окружила лужицу, и было видно, как изменилась выпуклость линзы, а потом все исчезло в серых клубах пара и дыма. Лейтер подвел тележку ближе… Кольцо лежало на дне углубления, оставшегося от лужи. Обод его двигался вокруг линзы, втягивая в себя горячую кашу из водорослей и останков мелкой живности.
— Неслыханно, — проговорил Лейтер. — Хищник, использующий в качестве оружия энергию солнечных лучей.
Обод участил круговые движения, в них неожиданно включилась и линза, и в то же мгновение животное приняло вертикальное положение, став ребром к тележке. Лейтер, помедлив, поднял ружье. Обод, качнулся, и тень его легла на тележку.
— Не надо, — сказал Грин.
— Не ваше дело, пилот. Я просто не знаю, куда стрелять. Обод заслоняет линзу — полагаю, это и есть уязвимое место.
Он отвел тележку назад, и обод синхронно тронулся в сторону так, что тень его снова оказалась направленной на тележку.
— Это становится забавным! — Лейтер возился с магазином, меняя характеристику заряда.
Взрыв разнес вершину обода. Падая, обруч крутанулся волчком и замер, видимый целиком. Разорванные части обода пульсировали, стремясь сомкнуться, прозрачная жидкость выливалась из раны, и линза на глазах теряла округлость. Потом испепеляющий жар на секунду коснулся тележки.
Грин пришел в себя, услышав собственный стон. Он с трудом разлепил веки, увидел низкое небо и ощутил боль сначала в шее, а потом — всей обожженной кожей лица. Он сидел в кресле пассажира, откинувшись на спинку, и дышал влажным туманом со знакомым запахом мюрадола. Видимо, сработала автоматика, тележка включила защиту, и оживляющий аэрозоль поступает в легкие. Тележка неподвижна, следовательно… Будь Лейтер здесь, тележка уже везла бы их к катеру.
Грин повернул голову, чувствуя, как лопается на шее опаленная кожа, и сунул руку в медицинский отсек на пульте. Дальше робот-медик все проделал сам: взял данные для анализов, определил программу лечения, ввел в вену коктейль из лекарств и обезболивающих веществ.
Через две-три минуты полной неподвижности пилот нажал кнопку снятия защиты и слез с тележки. Лейтер лежал возле гусеницы вниз лицом. Передняя панель пульта управления отекла каплями застывшего металла. Смертельно раненное, животное еще корчилось шершавой бесформенной кучей в облачке пара. Грин перевернул охотника, смахнул с груди и живота хлопья оплавленного костюма и уложил на тележку. Потом он вытянул из отсека медика, бросил его на живот Лейтеру и сел рядом.
Медик маленьким спрутом ползал по Лейтеру, то хлюпая присосками анализаторов, то извергая из себя зеленоватую пенистую жидкость. Он ловко оттянул книзу челюсть охотника и погрузил щупальце в рот. Затем ввел иглы в вены на руках, угнездился на груди и покраснел. Пластиковое тельце робота ритмично сокращалось. Иногда он сплевывал в сторону шлаки, вымытые из тела.
Грин вздохнул, протянул руку, погладил медика. Свободное щупальце обвилось вокруг руки и выдохнуло густое облачко аэрозоля. Лейтер лежал почти голый. Вместе с обожженной кожей медик смыл и остатки костюма. Грин, как и всякий пилот, знал о чудесных возможностях медика, но вот так, вплотную, наблюдал его работу впервые. Он с изумлением смотрел, как затягиваются раны на животе охотника, как образуется свежая ткань, сначала розовая, затем быстро бледнеющая. Медик старался вовсю. Наконец он вытащил щупальце изо рта Лейтера, убрал иглы и застыл в неподвижности. Лейтер сделал вдох, открыл глаза. Лицо его было почти не тронуто ожогом. Не меняя позы, он шевельнул мышцами и улыбнулся: