— Да, райский уголок, — сказал шорнику Яков.
— Бывал здесь?
— Бывал. Тут мне чуть ножом в бок не саданули.
Курилин усмехнулся:
— Могли и голову оторвать.
Они подошли к одной из землянок. Курилин постучал в дверь.
— Кто ломится? — послышался густой бас.
— Это я, Курилин.
— А, Тренчик, заходи.
Сгибаясь под притолокой, шорник и Семенов вошли в землянку. Яков не сразу сориентировался в ней. Наконец глаза его привыкли к полумраку. Он стал различать предметы, людей. В помещении было тесно, накурено. За дощатым, грубо сколоченным столом сидели трое. Перед ними стояла семилинейная лампа.
— Привел? — спросил один из находившихся в землянке.
— Вот, — ответил шорник, показывая на Семенова. — Проходи, Яков, садись.
Семенов узнал в говорившем Гошку Сороку, вора, специализировавшегося на поездных кражах. Он жил в Заречье. Другие Якову были незнакомы.
Сорока отрекомендовал гостя:
— Бывший милиционер Яков Семенов. Все охотился за мной, а теперь в друзья набивается.
— Бывает, — усмехнулся широкоплечий с крепкой мускулистой шеей мужчина. Он сидел в углу. — Расскажи-ка, Яков, с чего это ты повздорил с начальником?
Хотя в землянке царил полумрак, Семенов почувствовал на себе его тяжелый цепкий взгляд. Во рту стало сухо.
— С Гришкой Вострухиным история вышла, — стараясь улыбнуться, ответил он. — Без разрешения начальства хотел задержать его, а потом упустил. Ну, и дали пинка.
— Это как — даже без дисциплинарного взыскания?
— Были они у меня...
— И что ты теперь собираешься делать?
— Пойду работать на лесопилку Богачева.
— А от нас что хочешь?
— Трегубову насолить.
— Ишь ты, за дело взгрели, а ты уж и обиделся.
Яков вскинул руку.
— Я им верой-правдой с двадцатого года служил, два раза ранен был.
— Ладно, не горячись, — успокоил его широкоплечий. — Будет по-твоему. Но за добро добром платят. Скажи, многим в городе известно, что тебя из милиции поперли.
— Пока нет.
— И хорошо. Вот что, Яков: завтра пойдешь хозяина номеров «Париж» арестовывать. Тебя он знает, не станет рыпаться.
— Ордер нужен.
— Соорудим. В помощь двух хлопцев дадим. Действовать надо будет смело, решительно. Как, согласен?
Потоптавшись, Яков ответил:
— Продашь душу дьяволу, так с богом не помиришься. Ладно. Только брать Капустина надо тихо, чтобы никто в заведении не видел.
— Садись, обговорим дело подробнее.
Глава двенадцатая
Когда Шатров прибыл в милицию, там царило оживление.
— Новость за новостью, — сказал, встретив его, Парфен. — Из Кучумовки прискакал Фрол Антипин.
— Да ну? И что он говорит?
— Такая, брат, история. Сам Фрол, оказывается, был связан с бандой Луковина. Мокрых дел за ним не числилось, просто оказывал некоторые услуги. Мужик он умный, хозяйственный. И, конечно, его сейчас в банду на веревке не затянешь. И вот дружки Луковина решили напомнить ему о себе. Раз нагрянули к нему на заимку, два, поручения стали давать. В случае отказа грозились спалить заимку, а сына убить. Ну, Фрол поначалу все терпел. А когда Лисин сыграл комедию, не вытерпел, прискакал к нам за помощью. Сейчас у Ивана Федоровича сидит. Тут дело не в одном Антипине. Видимо, и другим зажиточным мужикам Луковин не по нутру, и поддерживать они его не собираются. Вот и послали Фрола к нам.
— Значит, Лисин в банде?
— Видимо, там.
— Поверили ему?
— Кто их знает? Тут, окромя как на удачу, ни на что нельзя надеяться. На большой риск пошел Петр Митрофанович. Сердце кровью обливается за него, а мы должны ждать. Расскажи-ка еще, что тебе там артисточка поведала?
Шатров подробно доложил о визите Галины Кузовлевой. Выслушав, Парфен сказал:
— Елизов — это уже серьезно. Через него мы можем выйти на Волкодава. Вот посмотри-ка эту писульку.
Трегубов подал Шатрову листок желтой бумаги.
— Копия, — пояснил Парфен. — Настоящая пошла к адресату.
В записке говорилось:
«Дорогой Израиль Георгиевич! По нашему уговору я должен тебе полтора фунта кедровых орехов. Завтра мой человек доставит их тебе. Взамен ты пришли мне двести граммов аспирина. Твой друг».
— Ну, что ты думаешь об этом? — нетерпеливо спросил Трегубов.
— Чепуха какая-то, — потер лоб Шатров.
— А может, шифровка?
— Кто написал?
— Капустин. Речь в записке, по всей вероятности, о золоте и наркотиках. Капустин широко снабжает уголовников марафетом. А где он может его взять? Конечно, у аптекарей. Но с другой стороны: по всем данным Левинсон честный скромный человек. Он служил в Красной Армии. У нас, сам знаешь, даже малейших подозрений в отношении его нет.
— Уж не проверяет ли Капустин нашего Корнеева — ну, этого «Шубина»?
— Вот об этом-то и я думал. Если мы всполошимся, начнем трясти Левинсона, тогда Капустину станет ясно, что «Шубин» наш человек. А с другой стороны: вдруг все, что здесь написано, соответствует действительности? Значит, и за Левинсона браться надо.
— Погоди, Парфен, — прервал его Шатров, — воздержись от срочных мер в отношении аптекаря. Он от нас не уйдет. Давай посмотрим, что дальше предпримет Капустин. Кстати, как вел себя Левинсон, когда Корнеев передал записку?
— Да, никак. Прочитал ее и спрятал в карман.
— А что это за суетня у нас такая?
— Усиленный наряд на вокзал направляем: ночью прибывает начальство из губернии. При такой обстановке в городе ухо надо держать востро.
— Мое присутствие требуется?
— Нет. Иди отдыхай, завтра раненько — сюда. Кое-что надо в нашем плане уточнить.
Глава тринадцатая
Лисин терзался неизвестностью. Он чувствовал себя на заимке, как мышь в западне. Охранявшие его бандиты не разрешали ему отлучаться дальше двора. Петр пробовал вызвать их на откровенность, но они только загадочно усмехались. «Значит, подозревают меня, — несколько раз приходило ему в голову. — Один выход — бежать». В то же время, несмотря на нависшую угрозу, побег не устраивал Лисина. Это значило для него вернуться в город с пустыми руками. Поэтому, готовясь к уходу, он медлил, тянул время, пытаясь хоть что-нибудь выяснить.
Заимка располагалась в живописном распадке между двумя грядами невысоких гор. С обеих сторон ее обступал лес. Это был благодатный уголок, ставший для Лисина ловушкой. И он искал выход из нее. Уходить вниз по распадку не было смысла, так как он вел на безлесную равнину, где Лисина могли быстро обнаружить. Оставалось бежать через горы. Но, не зная дороги, Петр мог заблудиться, потерять время. Он долго простаивал у окна, размышлял, как ему быть.
Вожак на заимке больше не появлялся. По отношению бандитов к рыжеватому Петр окончательно понял, что он не первый патрон в обойме. Да и численность банды у него была невелика: человек двенадцать, не больше. «А Трегубов с Шатровым предполагают, что в уезде орудует не меньше полусотни луковинцев, — размышлял Лисин. — Где тогда дислоцируются остальные? И есть ли вообще у Луковина сколько-нибудь крупный контингент?»
Все эти загадки мучили Петра, не давали покоя.
Заимка, на которой держали Лисина, находилась километрах в пятидесяти от уездного центра. Добравшись пешком до ближайшего села, он сможет взять там лошадей и доехать до города за полдня. Петр решил бежать этой ночью.
Стояла духота, с запада надвигалась гроза. Далеко за вершинами гор ворчал гром, почерневшее небо прорезали голубые зигзаги молний. Во дворе несколько бандитов чистили оружие. На дороге, ведущей к заимке, показался всадник. Он изо всех сил гнал лошадь.
— Кто это? — приложив к глазам ладонь, спросил вышедший на крыльцо старший охраны, пожилой, диковатого вида мужик по имени Евдоким. — Никак от Ивана Федосеевича?
Иваном Федосеевичем звали вожака. Однако фамилии его никто не упоминал.
— Да нет, — ответил старшему один из бандитов. — Это, кажись, Ванька Антипин.