Степана старик пока не ждал и потому растягивал свои приятные хлопоты с золотом. Желтым отсветом высвечивали лицо его нетускнеющие дорогие «рыжики», уложенные на столе в аккуратные стопки. До колотья в сердце жаль было старику проеденные за зиму деньги. Но что было делать?
«Кустов теперя все до последнего «рыжика» вытянет из меня», — горестно размышлял он.
Углубившись в раздумья, он не услышал как вошел Степан.
— Вот он — я! — Не задерживаясь, Степан прошел к столу и от того, что увидел на столе перед отцом, опешил и прикусил язык. С минуту бессловесно стоял он в немом оцепенении, не найдясь что сказать, как быть, Наконец, как после быстрого бега, залившись краской смущения до корней волос, с трудом вытолкнул из глубины своего нутра:
— И золото, и пистоль… А сервиз, сервиз! Откуда все это? Ты что, батя, ограбил кого? То-то буржуин!
Старик тоже не меньше оробел от внезапного появления сына. Словно скованный по рукам и ногам, какое-то мгновение сидел он без признаков жизни, мертвой человеческой развалюхой. Придя в себя, как после тяжелого сновидения, поспешил убрать парабеллум. Откашлялся. Проронил высокопарно и заносчиво:
— Без капиталу, сын, и труба не дымит. — Осматривая Степана, спросил: — А шляпа где, очки?
Степан присел к столу и с великим любопытством стал рассматривать отцовские сокровища. Глаза его сделались пустыми и пожирающими.
— В Усгоре… вместе с башкой чуть не оставил, — помедлив, чистосердечно признался он.
Взъерошив волосы на голове, старик ссутулился и обмяк, словно из него выпустили воздух. Сивая бороденка его вдруг задергалась, по щекам потекли слезы.
— Что же делать-то теперя будем, а? Хоть ты рассуди меня старого, Степа.
Степан затворнически молчал, все еще скользил глазами по золоту.
Из-под сивых кустистых бровей старик ревниво наблюдал за поведением сына. Свой вопрос повторил настойчивее:
— Делать теперя, говорю, что будем? Ить на богатстве чахнем!
Да, действительно решение вопроса было не из простых. Степан пожал плечами, откинулся на топчане.
Помолчав, он стал рассказывать о своем страшном сне в прошлую ночь возле омета:
— Весь день думал я, батя, что бы мог значить мой сон. Будто с медведем в лесу встретился, а разойтись не смог. Развернулся бежать бы, да ноги отказали, подсеклись. Тут он меня и подмял, и придавил всей тушой. А я кричать хочу и не могу — голос пропал. Никак не могу и все тут. Проснулся от испуга, а сердце так ходуном и ходит. Жуть! И чуть было не влип…
Отец долго размышлял над словами сына, распутывал его сновидения. Потом ехидно осклабился:
— Не меня ли измышляешь медведем-то? Ить хуже чем о медведе думаешь обо мне. Все вижу, все знаю. Терплю.
Степану давно было известно, что отец с гражданской войны держит невесть где клад золотых монет, и поэтому теперь он думал не об этом. О золоте он никогда не заводил разговора. Думал он теперь о другом. Не помнил он, чтобы отец с кем-то водил дружбу, кого-то приглашал к себе или сам ходил к кому-то, кому-то чего-то одолжил или сам брал взаймы. Прикидывался неимущим, сидя на золоте.
Люди с годами становятся не только старше, но и сильнее, прозорливее, постигают науку — ценить в других благородство души. Учить житейской мудрости и добру окружающих себя. У отца же ничего этого не было. Вот о чем думал в эти минуты сын старого волка. Было похоже, что золото давным-давно ослепило отца, и находясь в руках его — не ко двору пришлось.
Глава одиннадцатая
Дрожащими, скрюченными пальцами старик неуклюже сгреб деньги со стола, однако позволил сыну подержать несколько монеток, стараясь этим выразить свое чадолюбие и полнейшую расположенность к не всегда осмотрительному и оттого несчастному сыну. Все до малозначащих подробностей выспросил у него отец, рассматривая покупки. Каждая вызывала у него особый интерес.
В целом визит в Усгору надо бы считать удачным, однако старика продолжала угнетать мысль о паспортах.
Увидев книгу, старик брезгливо подержал ее в руках, поперелистывал страницы и укоризненно покачал головой:
— Бесовские стихи. Не раз говорил тебе: что не от бога — то бесу на радость. Пустячки сущие, треньканье на нервах.
— Все возможно, батя, — мечтательно промурлыкал Степан. — Кому — чего!
И еще раз повторил:
— Кому — чего!
Он наугад открыл книгу и стал читать вслух, упиваясь прелестью простых и созвучных слов и выражений: