Никитин ответил не сразу, потер переносицу, погладил подбородок, и Герасим не мог понять, игра это или актер действительно подбирает более точные слова.
— Как я понимаю, вы меня подозреваете в убийстве Гурьева?
Герасим сделал вид, что не заметил вопроса во фразе, и Никитин стал продолжать так же спокойно, только суше.
— Ударник я извлек из винтовки, у которой Сидоров на съемках разбил ложу. Думал отремонтировать один из карабинов. Патроны прихватил еще когда в армии служил. Я был пулеметчиком, у ПК винтовочный патрон. Прихватил просто так, без цели.
— Простите, с Аллой Дмитриевной у вас какие отношения?
— Весьма тривиальные: я ее люблю, — голос и глаза Никитина стали жесткими, — а она меня нет. А Гурьева она любит… — Он повысил голос, с трудом удерживаясь в границах, за которыми начинается вульгарный крик. — И я рад, что вы это знаете, хоть ее-то вы подозревать не будете.
«Любит, — отметил Герасим, — он не злораден. Иначе сказал бы «любила».
— Алла Дмитриевна, во всяком случае, вне подозрений. Во время выстрела она была в деревне. В баньке парилась. С хозяйкой. Алиби.
Герасим сдержался и не ответил на выпад. Если убийца — Никитин, то ему выгодно вызвать следователя на скандал.
Артист тоже взял себя в руки:
— Извините, сорвался. Спрашивайте дальше.
— Вы сразу взяли патроны на съемку?
— Нет, недавно привез. Я в город ездил — надо было кое-что на студию завезти, и вот домой забежал.
«Играет в искренность? Или действительно решил говорить только правду? — не понимал Кирпичников. — Ему гораздо выгоднее утверждать, что патроны были у него с самого начала, а взял он их сюда, чтобы на волков поохотиться».
— А зачем, можно полюбопытствовать?
— Понимаете, у нас по сценарию есть такой эпизод: я, то есть мой герой, заключает пари со Стукачевым — его Дружнов играет. И они там разные фокусы стрелковые выделывают. Вот мы с Пашей и решили попробовать — получится это у нас на самом деле или нет.
«Интересно, — подумал Герасим, — знает этот парень, что он уже нарушил закон? Хранение дома боеприпасов, да еще краденых — кража — именно такой синоним милому «прихватил» имеется в Уголовном кодексе, — может ему дорого обойтись».
— Сколько было всего патронов, помните?
— Штук… Точно я, конечно, не помню… Десятка два.
— А израсходовано сколько?
— Мы с Павлом сразу по обойме набили. Потом еще несколько штук исстреляли.
— И на съемки вы их каждый раз брали?
— Да, когда были эпизоды с оружием. Вдруг перерыв выдастся. В другое-то время карабин не получишь.
— Вы меня задержите? — спросил он в конце допроса.
— Я вынужден это сделать, — Герасиму почему-то неловко было это говорить.
Переступив уже за оперуполномоченным порог, Никитин остановился, повернулся, вновь зашел в комнату.
— Вы, конечно, сейчас против меня улики будете искать. Но я вас прошу — не теряя времени, проверьте и других тоже. Я-то знаю, что не убивал.
Герасиму до сих пор не приходилось в одиночку работать на выезде. Теперь-то он оценил незаметную, но постоянную помощь не только товарищей — всех коллег.
Помощь ведь не только в прямых подсказках или выполненной для тебя нудной черновой работе. Кто-нибудь возьмет да расскажет: «Вот когда я начинал, то такое сморозил…» Мелочь, конечно, но сразу понимаешь: в том, что ты не все умеешь, нет ни зазорного, ни даже удивительного — все когда-то учились плавать. А что уж говорить, когда твой товарищ поприсутствует на допросе, фиксируя мимолетные гримасы подследственного, сосредоточиваясь на фонетических оттенках его ответов — будь здоров, какая помощь!
И теперь Герасим очень бы хотел, чтобы в эту маленькую, пропахшую геранью и самоваром комнату, по скрипучим половицам вошел кто-нибудь из сослуживцев, чтоб можно было спросить: а что ты все это думаешь? Но сослуживцев не было, и капитан из уголовного розыска только что уехал, так и не рассказав ничего особо интересного. Был только дед Егор, со звоном чугунным хозяйничающий в чулане.
— Дедушка, — окликнул его Герасим, просто так, потому что от молчания, от назойливых мыслей уже начинала болеть голова, — может, вам помочь надо?
— А чем это ты можешь помочь? — вышел в комнату дед, — ты что ли когда русскую печку растапливал?
— Да нет, не приходилось как-то.
— Вот то-то. Что, делать нечего стало?
— Дел всегда хватает. Но я думал, вдруг вам трудно?