Комендант с готовностью козырял, а, отъехав километра два, майор слышал позади, там, где остался покинутый им лагерь, слегка приглушенные расстоянием автоматные очереди. Но иногда и не слышал. Все зависело от расторопности комендантов. А в том, что указание будет выполнено и занесенные в книжку «номера» будут расстреляны, Штайнхоф ни секунды не сомневался. Документ, подтверждающий его особые полномочия, был подписан такими лицами рейха, при одном упоминании которых у комендантов отваливались челюсти.
Были и удачи у майора. Номера «умных» людей он записывал в другую книжечку и устно отдавал коменданту соответствующие указания. Этому контингенту предстояло пройти первое испытание в качестве осведомителей лагерного начальства. Выживших и сумевших на деле доказать свою преданность рейху надлежало впоследствии незаметно изъять из лагерей и направить в спецшколы. Для тренажа и окончательной шлифовки.
Это было компенсацией за то неожиданное разочарование, которое постигло его в русских городах. Большевики сумели эвакуировать или полностью уничтожить все то, что, по мнению специалистов, имело отношение к промышленному потенциалу. Такая предусмотрительность при отступлении озадачила кадрового разведчика. Значит, русские, несмотря на тяжелейшие условия первого года войны, всерьез думают о завтрашнем дне…
В одном из лагерей с майором произошел инцидент, едва не стоивший ему жизни.
Он беседовал с летчиком, молоденьким младшим лейтенантом, и в душе посмеивался над его незадачливостью. Летчика сбили в первый же боевой вылет. Собственно, он даже и взлететь еще не успел. «Мессершмитты» подожгли его самолет прямо на взлетной полосе. Едва он выбрался из горящей машины, как тут же попал в руки немецких десантников. Случившееся, казалось, надломило что-то главное в летчике, и он покорно, даже с каким-то облегчением принял предложение майора.
Удовлетворенный Штайнхоф по русскому обычаю протянул ему руку, а лейтенант вдруг шумно, словно в последний раз, вздохнул, рванул с пола табуретку и с силой ударил майора по голове. Штайнхофа спасла только хорошая реакция: удар у летчика вышел скользящий. Майор несколько раз аккуратно выстрелил в пленного и, зажав платком рассеченную голову, объявил вбежавшему коменданту, что приема больше не будет.
Размышляя в отдельной госпитальной палате, Штайнхоф понял, что задача, стоящая перед отделом, адски трудная и многое в разработанной стройной схеме придется пересматривать.
Перед небольшим мостом бронетранспортер пришлось затормозить. Один пролет моста почти полностью рухнул в воду, и десятка три пленных под окрики конвойных занимались ремонтом.
— Часок придется постоять, — доложил сбегавший на разведку Кельнер. — Можно поразмяться.
Река была неглубокая, и из воды торчал кузов армейского грузовика. У самой реки догорал остов разбитой бомбой машины. Оставшиеся целыми грузовики отогнали в поле, и солдаты натягивали на них маскировочные сетки.
— Опять могут прилететь, — задрав голову к небу, пояснил Штайнхофу рыжий унтер. — Пилоты у них упрямые.
Майор понимающе кивнул и подошел ближе к берегу. Прибрежная вода была вся затянута тиной и водорослями. Пленные работали, стоя почти по горло в этом болоте. Штайнхоф рассеянно обвел их взглядом и вдруг насторожился. Лицо одного из пленных показалось ему определенно знакомым. Майор присвистнул от удивления и, еще отчетливо не сознавая, зачем он это делает, поманил пленного пальцем.
Пленный нехотя отдал топор товарищу и устало двинулся к берегу.
Так и есть. Тот же крупный с горбинкой нос, близоруко-внимательные глаза, а под щетиной хорошо угадывался знакомый, чуть скошенный подбородок.
— Здравствуйте, товарищ Коробов, — по-русски сказал майор.
Пленный немного помедлил с ответом.
— Вы ошибаетесь, господин. Моя фамилия Соловьев. Военнопленный рядовой Соловьев. Номер двести тринадцать.
— Не надо, Андрей Иванович… Вы Коробов! Начальник цеха с Урала. А я тот самый Беккер, и мы с вами прекрасно знакомы. Даже в шахматы играли в вашем кабинете и пили водку у вас дома. Как поживают ваши прелестные дочурки? — приветливо улыбаясь, произнес майор.
Пленный угрюмо молчал.
«Странно, — лихорадочно думал Штайнхоф. — Почему он в плену?! Неужели его призвали?! Ерунда! Насколько мне помнится, он сердечник, да и они не настолько богаты кадрами, чтобы посылать на фронт начальников ведущих цехов. Значит, случайность. Наверное, был в отпуске или в командировке».
— Не надо меня опасаться, Андрей Иванович, — доброжелательно продолжал майор. — Я такой же инженер, как вы, и наше дело строить, а не разрушать. Но ничего не попишешь, — вздохнул он. — Война. И мне, сугубо гражданскому человеку, уже пришлось пострадать от ваших бомб, — невесело усмехнулся Штайнхоф, погладив бинт на голове.