— Я пока из ума не выжил. — Арчев презрительно фыркнул. — Если Семенова и барона еще не шлепнули, то скоро шлепнут. Как и вас, кстати.
— Как меня? — Ростовцев судорожно проглотил слюну, отчего острый кадык на тонкой шее дернулся. — А вас что же…
— Я, мон анфан тэррибль, собираюсь жить долго. Долго, вкусно и красиво… Уеду в Париж, сниму скромную, из трех-четырех комнат, квартирку. Где-нибудь на рю де ля Пэ. Буду по вечерам гулять в Монсури, потягивать шабли в Мулен Руж или в Фоли Бержер, обнимая субреточку-гризеточку. И буду посмеиваться над вашими дурацкими идеалами, над этой нелепой, дикой и грязной страной, где я имел несчастье родиться…
— Хотите пополнить ряды клошаров и умереть с голоду под мостом Александра Третьего? В Париже полно нищих и без вас.
— Вот именно — без меня! Без меня, шер ами, — Арчев хрипло засмеялся. — Каждому парижскому нищему я буду подавать в светлое воскресение по сантиму. — Нагнулся к собеседнику, выдохнул, сминая в торопливом шепоте слова: — Потому что у меня будет Сорни Най!
— Что, что у вас будет? — не понял Ростовцев, пораженный горячечным бормотанием бывшего командира, его остановившимися, остекленевшими глазами.
Арчев вздрогнул. Улыбка исчезла, будто ее сдернули с лица.
— Ничего, кроме денег, — сказал глухо.
И встревоженно поглядел на вход — скрежетнул замок, дверь открылась. Мрачный Матюхин, парень в бушлате мастерового, швырнул к ногам Ростовцева солдатские шаровары и гимнастерку.
— Переодеваться! — приказал раздраженно. — А это, — шевельнул носком ботинка мокрую одежду, — на палубу. Сушить… Вы, — указал пальцем на Арчева, — приготовьтесь к прогулке.
Ростовцев суетливо переоделся, смущенно поглядывая на Матюхина, который, прислонившись к косяку, смотрел куда-то поверх голов пленных.
— Я готов, — Ростовцев подхватил в охапку мокрое белье.
Матюхин выпрямился, пропустил вперед Ростовцева и Арчева, прикрыл за ними дверь.
В коридоре пленных чуть не сбил с ног остячонок, вприпрыжку бежавший навстречу. Увидев Арчева, он отскочил к стене, схватился за нож у пояса. Оглянулся растерянно на Фролова, шагавшего следом.
— А этого куда? — Фролов кивнул на Арчева.
— Вместо прогулки. Заодно уж чтоб… — объяснил Матюхин.
— Впредь — только по распорядку! — жестко потребовал Фролов. — Отныне — на прогулку вместе со всеми. Пусть бандиты видят своего главаря, пусть призадумаются, поразмышляют.
— Так я хотел… — начал Матюхин, но Арчев перебил его:
— Э-э… гражданин Фролов, скажите, пожалуйста, как здоровье Еремея? Сами понимаете, если ребенок умрет, это усугубит мою вину. А так… хотелось бы рассчитывать на снисхождение.
— На снисхождение?! — поразился Фролов. — Вы чудовище, Арчев. И наглец! — Побуравил его взглядом, сказал сквозь зубы: — Впрочем, не вижу причин скрывать. Еремей поправляется.
Еремей глубоко, со всхлипом вздохнул и открыл глаза.
— Нунг варыхлын?![13] — закричал восторженно Антошка. Принялся тормошить, дергать Люсю за рукав. — Ермейка варыхлын, видишь?
Еремей сонно посмотрел на него, затем на девушку.
— Ты кто? — спросил с усилием.
— Я твой друг. Люся Медведева, — она стянула с головы косынку, тряхнула головой, оправляя волосы.
— Мед-ве-де-ва, — тихо повторил Еремей. — Медведь — это пупи? — И когда Люся кивнула, повеселел. — Я из рода пупи, ты из рода пупи… Ты сестра мне?
— Выходит, так, — девушка улыбнулась. Попросила Антошку: — Ницы, командир нок кынцылын?[14] Он велел сказать, когда Еремей очнется.
— Ма мынлым![15] — Антошка кинулся к двери.
Еремей посмотрел ему вслед и посерьезнел. Уткнулся подбородком в подушку, обхватил ее.
— Кожаный начальник — хороший русики, — сказал твердо. — Арча убил. Хорошо. Арчев заболел, в нем злой шайтан жил. Как в пупи, который на зиму не лег спать.
— Арчева не расстреляли, — уточнила Люся. — Он под арестом.
Еремей широко раскрыл глаза, посмотрел с подозрением.
— Зачем жить оставили? — спросил, еле сдерживаясь. — Арчев злой! Арчев ляль! Убивать любит… — и оборвал себя, уставившись настороженно на дверь.
Она распахнулась. Ворвался сияющий Антошка, кинулся к Еремею, но, наткнувшись на его взгляд, затормозил. Оглянулся растерянно на Фролова, который с ремнем Ефрема-ики в руках шел следом.