— Солидная контора, — хмыкнул неуважительно. — И ради нее сломали наш дом?
— Нет, почему же. Мы ни при чем. Когда тут стали все сносить, я настоял, чтобы нам выделили непременно этот участок, — Владька с деловитой заботливостью поглядел по сторонам.
— Безграмотно написано, — заметил Юрий Иванович. — Что имеется в виду? Сельхозполей академии наук? Почему тогда не физика лугов? Или пашен, например?
— Ага, — рассеянно согласился приятель. — А помнишь, у вас здесь цветы росли? — показал на асфальтовую площадку, где остановились «Жигули». — Пахли по вечерам — с ума сойти можно. Я своему завхозу все время говорю, чтобы посадил. Не слушается, фыркает... А на этом месте у вас сарай был, летом ты в нем спал, — повел рукой в сторону светлого длинного здания, состоящего, казалось, из сплошных окон. — Сейчас тут сотрудники живут, а мы в том сарае когда-то однажды всю ночь в «дурачка» проиграли. Помнишь?
Юрий Иванович не помнил этого.
— М-да, — он глубоко всунул руки в карманы пиджака, повернулся на каблуках. — Все чужое. Все... Школа-то хоть цела?
— Цела, — Владька тронул его за плечо. — Пойдем. Надо выспаться. У меня в семь эксперимент.
— Ты ступай, а я попозже, — Юрий Иванович достал сигареты, закурил. Присел на спинку скамейки, сделанной из половины расколотого вдоль бревна. — Только покажи, в какое, окно постучать. Или у вас там дежурят? — выпустил струйку дыма в сторону жилого корпуса.
— Тогда и я не пойду. С тобой останусь, — Владька тоже всунул руки в карманы, сел на скамейку, вытянул ноги.
— Это еще зачем? — вяло и снисходительно поинтересовался Юрий Иванович. — Я — понятно. Приехал на родное пепелище, хочу поразмышлять, повспоминать. Может, я сентиментальный, — он усмехнулся. — Вот докурю, пойду шляться по городу, слезы из себя выжимать.
— А я не пущу, — серьезно ответил Владька. — Или с тобой пойду.
— Не выдумывай. Спать я не хочу, а тебе надо. Эксперимент-то важный?
— Важный.
— Вот видишь. Иди отдыхай, — Юрий Иванович встал, бросил окурок в урну, направился было прочь, но Владька вскочил, вцепился ему в рукав.
— Да что с тобой? — возмутился Юрий Иванович и рассвирепел. — Я один побыть хочу. Понял? Один! Неужели ты такой бестолковый?!
— Хорошо. Будь по-твоему, — приятель нехотя разжал пальцы. — Но дай слово, что ты без меня не поедешь... к морю.
— Однако манеры у вас, профессоров, — покрутил головой Юрий Иванович. — Никогда, никому, никаких слов не давал и не собираюсь!
— Что ж... В таком случае прошу только об одном: вернись, пожалуйста, к семи, — взгляд профессора стал требовательным.
— А как я узнаю время? — Юрий Иванович, слегка сдвинув рукав к локтю, насмешливо сунул руку под нос приятелю.
— Возьми, — тот снял свои часы, быстро защелкнул металлический браслет на запястье Юрия Ивановича. Точно наручники клацнули. — Обязательно вернись до семи. По многим причинам эксперимент можно провести только в это время, поэтому отменить его никак нельзя.
— Ну-у, меня ваши физические проблемы не волнуют, — Юрий Иванович подчеркнуто пренебрежительно поморщился, опять сунул руки в карманы, качнулся с пяток на носки.
— Зато меня волнуют, — сухо и деловито отрезал Владька. — Очень волнуют. Поэтому не подведи, будь другом. Времени, чтобы повспоминать, у тебя достаточно.
— Ладно, договорились. Спи спокойно, — Юрий Иванович не спеша, вразвалку отошел. Обернулся, взмахнул бодренько рукой. — Удачной аннигиляции, профессор!
Владька переполошился, даже ладошкой слабо, как от нечистой силы, отмахнулся.
— Покаркай еще! — выкрикнул возмущенно. — Ты хоть знаешь, что это такое?!
Юрий Иванович захохотал и свернул за угол лаборатории. Часы и браслет прохладным тяжелым ободком давили на кисть руки; Юрий Иванович машинально глянул на циферблат; не вдумываясь, который час, понаблюдал, как выскакивают секунды на электронном табло. «Надо будет вернуться вовремя. Очень уж дорогой товарищ Борзенков просит». Не хотелось уходить из жизни с сознанием, что подвел последнего приятеля.
Юрий Иванович с мучительной остротой понял, как непоправимо одинок, поэтому неприятно было думать, что Владька хоть и помянет когда-нибудь, при случае, Бодрова, не нарушая традиций, добрым словом, но про себя добавит, что подложил ему свинью этот самый Бодров в день ответственного эксперимента. «Хотя зачем я ему?» Юрий Иванович решил было пригрустнуть, представив, как поедет в Крым, чтобы холить и лелеять мысли о своем скором конце, но вызвать нужный настрой не удалось — в груди уже сладко ныло, уже складывались в улыбку губы, потому что десять лет то вприпрыжку, то понуро, то важно ходил Юрка, потом Юрий Бодров этой дорогой в школу.