— Вы надолго к нам? — отрывисто спросил Юра. Он смотрел вдаль ненавидящими глазами.
— Не знаю, — Юрий Иванович равнодушно пожал плечами. — Сколько Владька сочтет нужным, если, конечно, это его работа.
— А если там, в будущем, что-нибудь разладится и вы застрянете здесь, что тогда?
Юрий Иванович споткнулся, уставился на носки башмаков.
— Не думаю, чтобы Владька допустил такой просчет. Но если это случится, тогда... — Осмотрелся, прищурясь. Они стояли почти в центре площади на утоптанном, с выбитой травой, пятачке, к которому стягивались пыльные тропки. — Тогда я устроюсь кем-то вроде оракула, провидца. Стану футурологом. Начну рассказывать о будущем. Вот здесь, к примеру, — указал на синюю пивнушку, из распахнутой двери которой выкачнулись два обнявшихся мужика, — встанет модерный кинотеатр «Космос»: алюминий, стекло, свет, изящные линии. Здесь, — показал под ноги, — воздвигнут замечательный монумент павшим воинам. Там, — повел рукой в сторону приземистого кирпичного лабаза дореволюционной кладки, — построят красивую автостанцию. И вся эта деревенская, унылая площадь похорошеет, покроется асфальтом.
Юра крутил головой, следил за рукой, но по лицу видно было — не может он представить, что вместо этих привычных лопухов, бурьяна будет асфальт, бетон, воздушные конструкции зданий будущего.
— Я поеду в Академию наук, расскажу, когда полетит первый спутник, как будут развиваться космические исследования, расскажу, что знаю, про лазер и голографию, про тюменскую нефть и нефть арабов, про Китай и Кубу, про Африку и Ближний Восток, про пересадку сердца и иммунологию, про микрохирургию и микроэлектронику, про БАМ и атомные ледоколы, про... да черт те что помню еще я из будущего. Разве это не поможет людям, разве не ускорит прогресс? — он, сам поразившись открывшимся возможностям, радостно повернулся к Юре.
Тот, не моргая, ошалело смотрел на него.
— Спутник, космос... — повторил шепотом. И спросил: — А кто такой Лазарь? БАМ? И эта, как ее, голография? «Графия» — значит «писать»? Новое направление в искусстве, да?
Юрий Иванович поморгал, соображая, и вдруг захохотал, с силой хлопнув Юру по спине.
— Чего вы? — обиделся тот. Почесал макушку, тряхнул чубом. — Это ведь действительно такое дело... такое... — и насторожился, словно прислушиваясь. — А вы знаете, что мне пришло в голову? — Глаза его расширились, рот растянулся в счастливой улыбке. — Помогите мне, то есть себе, а? Расскажите все, что знаете. А? Представляете, как это мне поможет! Никто не знает чего-то, а я знаю: этим стоит заниматься, а это — ерунда. Выберу факультет в институте и с первого курса займусь проблемой, которую вы мне посоветуете. Ух ты... — он даже зажмурился, представив такую беспроигрышную перспективу.
Юрий Иванович понял сразу и тоже чуть не задохнулся от радости: ведь в самом деле сможет подсказать Юре что-то путное, не в науке, нет, о ней он знает только понаслышке, да и тяги к этим нудным, кропотливым исследованиям нет, а вот в литературе! Стоит подробно пересказать несколько известных книг или сценариев... И вдруг Юрий Иванович ужаснулся: «Что я? О чем я? Рехнулся?! Хочу погубить мальчишку, погубить себя?!»
Но не мысль о творческой нечистоплотности напугала его; он представил, что Юра, поверив ему, наклепает, например, десяток сценариев, которые окажутся откровенной халтурой, и будет пробивать их, твердо зная, что такие фильмы непременно со временем поставят. Ему будут объяснять, что замыслы интересные, но воплощены неумело, непрофессионально, он обозлится, испоганится, станет воинствующим графоманом, грозой редакций: подлым, завистливым, озлобленным, самовлюбленным и беспринципным. Если, конечно, доживет до такого окончательного падения, а не умрет раньше, отравленный собственной желчью.
— На чужом горбу в рай хочешь въехать? — с издевкой полюбопытствовал Юрий Иванович. — Займись, в таком случае, генетикой: хромосомы, дэ-эн-ка, код наследственности. Хоть немного реабилитируешься перед собой и Владькой за то дурацкое собрание.
— Да ну вас, — обиделся Юра, — я серьезно!
— Серьезно думал, что я помогу тебе стать липовым гением? — Юрий Иванович презрительно засмеялся. — Ну уж, дудки! Выбирай дорогу сам, потому что на любом пути, поверь мне, звездные часы ох как редки. Вся жизнь — сплошные будни. Вот если их ты сумеешь сделать праздником, тогда... — облапил Юру за плечи, прижал к себе. — Без труда, как говорится, не вынешь рыбку... Впрочем, это уж пошлости.
Юра заизвивался, освобождаясь из его рук. Выскользнул, поглядел исподлобья.
— Что уж, и подсказать ничего не можете? — Голос дрожал от обиды. — Ничему вас, что ли, жизнь не научила?