— Да, точнее антигравитация. Источником ее стали криогенные преобразователи. Создалось искусственное поле тяготения, направленное встречно полю тяготения Земли, потому-то шкаф и теряет вес.
— Замечательно! — в тон Мальцеву заключил я. — Что же удивительного в антигравитации в наше время? Как это приближает нас к выявлению причин сбоев?
Мальцев удивленно взглянул на меня, потом обратился к Вале:
— Вот вам пример удивительной односторонности человека. Мы сейчас прикоснулись к явлению, которое может перевернуть всю нашу технику, подарить людям массу интересных вещей, а он отмахивается, потому что настроен на детективную волну — найти причину сбоя. Да поймите вы: то, что мы сейчас нашли, вполне оправдывает и работу комиссии, и даже месячный простой завода.
Тут я просто разозлился. Это же ясно, куда Мальцев гнет. Уцепится за находку, поднимет ее, как флаг, и опять останется в победителях. А сбои оставит мне — некогда, мол, такой ерундой заниматься.
Но я только буркнул:
— От нас ждут исполнения порученного.
Тут Валя взглянула на часы и спросила, можно ли ей идти, потому что вахта ее закончилась.
— Нет, подождите! — остановил Мальцев. — Расскажите-ка нам о ваших цветочках.
— Да что рассказывать... Я даже названия не знаю. — Валя как будто и сама удивилась неожиданной трудности. — В нашей семье их называли «звездочками». Бабушка мне говорила, что они приносят счастье... Они вообще-то очень капризные. Еще когда жива была мама, я заметила, что чахнуть начали наши «звездочки», как будто вырождаться. Цветки становились мельче, и цвет их стал какой-то желтоватый. А когда я пришла работать в вычислительный центр с установкой «Климат», принесла цветы сюда. Вот как они похорошели, отошли! А цвету сколько! Просто удивительно — земля та же, и вода та же, а не узнать.
— Может, вы их чем-то подкармливаете? — спросил биолог, внимательно присматриваясь к «звездочкам».
— Нет, бабушка говорила — их нельзя подкармливать. Она за ними умела ухаживать. Но даже у бабушки я не видела такого их бурного цветения. Посмотрите, какие сильные стебли! А листья! Сколько жизни, здоровья!
Биолог чувствовал, что все ждут от него какого-то объяснения, но ничего не мог сказать.
— Я не специалист, в ботанике все перезабыл, — сказал наконец он, — но, думаю, не ошибусь, если скажу, что этот вид семейства крестоцветных еще в двадцатом веке считался редчайшим, а в прошлом веке его занесли в атлас исчезнувших растений. Просто удивительно встретить сейчас здесь этот цветок, да еще в таком прекрасном состоянии. Думаю, будет сенсация.
Мальцев положил росточек на ладонь:
— А я не о сенсации думаю. Вот смотрите, этого росточка могло не быть. Он мог исчезнуть, как уже исчезли тысячи других растений, животных, микроорганизмов, а ведь все они были когда-то полноправными формами жизни. Цветок сохранился чудом. Для чего? Подсказать нам, сигнализировать о чем-то значительном, об антигравитации «Веги»? Но тогда разве бесцельным было его существование, чтобы вот так однажды человечество безжалостно вычеркнуло его из списка форм жизни на Земле?
— Что поделаешь, — заметил биолог, — низкая форма живого... Вид не приспособился.
— Дорогой мой, — вежливо, но так, что мне нехорошо стало от его вежливости, сказал Мальцев. — Я глубоко уважаю вашу науку, но могу вам доказать, как дважды-два, что исповедуемая вами теория видов по сути — расистская теория. Организм сложнее — не значит выше. Вам никогда это не приходило в голову?
Есть только одна граница — между живым и неживым. Как только мы начинаем делать градацию живого — этот вид выше, а этот ниже, — мы неизбежно приходим к «суду Линча» и к еврейским погромам, хотя говорим, казалось бы, о далеких вещах: траве, которую разрешено выжечь, вытоптать до конца, каких-нибудь инфузориях, которые допускается утопить в морях нефти...
Валя смотрела на Мальцева широко открытыми глазами.
— Вот вы, представитель высшего на земле вида, — обратился Мальцев к биологу, — вы можете из травы сделать молоко? Не можете. А корова может. Можете вы из углекислого газа произвести кислород? А самый слабенький листочек, травинка, сможет. Посмотрите на солнце не мигая, а потом различите в траве иголку за несколько сотен шагов. Орел это может. Вступите ли вы в рукопашную с существом, в десятки раз сильнее и больше вас, да что там — в десятки! — вот хотя бы с каким-нибудь Ванькой из соседнего подъезда? А простая кошка бесстрашно бросается на любого врага. Удастся ли вам различить один запах из тысячи, почувствовать изменение погоды за сотни километров от дома, месяцами жить без капли воды и пищи? Или, быть может, вы сумеете пробить рукой эту бетонную стену, подобно тому, как слабый росток взламывает асфальт?