— Помочь?! — О’Греди подпрыгнул. — В таком деле?! Это не с виски воевать. Да-да-да! — Лейтенант-коммандер еще петушился, но больше Маскема не вспоминал, сообразив, видимо, что наговорил лишнего при подчиненных. Успокоившись, заложил руки за спину и качнулся на каблуках. — Вот что, парень... В метрополии, конечно, разберутся, кто ты такой. Скорее всего, и впрямь русский капитан, но... — лейтенант-коммандер О’Греди обернулся, словно призывая в свидетели стоявших вокруг. — Мне не нужны капитаны! Мне нужны рулевые! У меня нехватка рулевых! Да-да!
— Согласен рулевым, сэр, согласен работать за харч.
О’Греди не понял иронии, но взглянул на него с веселым изумлением. Внимательнее и гораздо теплее.
— О-о, харч — непременно! И портер каждый день. Да-да!
— Портер оставьте любителям. Я пью в случае крайней необходимости. Как на плоту, к примеру. Чтобы не замерзнуть.
— Ты, парень, вижу не из робких! — О’Греди снова взглянул на своих моряков. — Хорошо, проверю тебя в деле. Только учти: мне нужны классные — классные! — рулевые, а не водители катафалков. Да-да-да! Понял?
— Понял, сэр. Вам нужны классные рулевые. Такие, как я.
Лейтенант-коммандер фыркнул. Ну совершенно по-кошачьи!
— Посмотрим, посмотрим! Да-да! И проверим! Да-да-да! А как тебя звать, рулевой?
На Черном море звали Арлекином... — ответил, решив, что коли суждено стать рулевым, то побоку и звания и амбиции. До Ливерпуля подать рукой, так пусть же останется в памяти моряков фрегата черноморским рубахой-парнем, умеющим постоять за себя.
— Арлекин?! О-о! — О’Греди снова подпрыгнул и обратился к офицерам: — Вы слышали?! Его зовут Арлекином! Цирк! Настоящий цирк! Белый клоун, рыжий клоун. Я — рыжий? Если он — Арлекин, то, может, мне перевоплотиться в Пьеро?!
— Пьеро уже имеется, — ответил серьезно, без улыбки, — в России. Что касается цирка... Если вы командуете фрегатом так же классно, как я стою на руле, то мы заставим тевтонов кувыркаться. И подохнут они, точно, не от смеха.
— Отставить! — рявкнул О’Греди, враз став серьезным. — Пока ты не сошел на берег, пока твоя личность не установлена, ты — матрос, ты — мой подчиненный, — говорил, как вколачивал гвозди, — ты — на его величества фрегате «Черуэлл», бортовой номер Ка-четыреста семьдесят пять! Матросу от бога и короля: «Подчиняться без размышлений, всечасно и беспрекословно!»
— Слушаюсь! — даже пятками пристукнул, да вот незадача — носки: не получилось лихого удара. — Есть, сэр! — гаркнул тогда, не жалея глотки, и добавил по-русски: — ...подчиняться, но — с умом.
О’Греди почмокал губами, словно обсасывая какую-то мысль и соображая, как понимать чрезмерное усердие новоиспеченного «волонтера»: на самом деле знает дисциплину или зубоскалит над ним? Так и понял Арлекин его подозрительный взгляд, но примиряюще улыбнулся и повел плечами: мол, хоть сейчас готов заступить на руль!..
7
Фрегат вышел из последнего боя с повреждениями и не мог держать крейсерскую двадцатиузловую скорость. С увеличением хода возникала вибрация: грелся опорный подшипник левого вала, но могло заклинить и правый. Главный механик предполагал повреждение кронштейна, поддерживающего вал на выходе из корпуса.
Итак, «Черуэлл» направлялся в Ливерпуль, и командир фрегата рассчитывал затратить на переход... Точную цифру лейтенант-коммандер обещал назвать по прибытии в порт.
Северный вечер медленно катился в ночь.
Уже которую неделю грозила непогодой осень, а все лишь тужилась-пыжилась и не могла разразиться ненастьем. Кажется, вот-вот грянет! Но нет... Набухнет небо, потянет с норда холодом, и — снова туманчик зализывает волну...
Рассеянно поглядывая вокруг, новый рулевой следовал за О’Греди. Командир решил представить фрегат с лучшей стороны и потому, проходя мимо «хеджехога», замедлил шаг: пусть русский полюбуется на бомбомет, который торчал впереди и ниже орудий главного калибра, откуда началась эта экскурсия. Пожелав лично сопровождать «волонтера», О’Греди преследовал единственную цель. Хотелось приглядеться к новому человеку и, если удастся, понять его. «Что мы знаем о русских? — размышлял лейтенант-коммандер. — Помнится, тот же Маскем с презрением уверял, что Советам не продержаться и месяц. Потом дал срок до зимы, после продлил до лета, потом... Потом мы считали, что с Россией покончено, так как тевтоны вышли на Волгу и окружили Сталинград. Маскем заявил: «Снимите шляпы, господа, нам придется воевать одним: восточного союзника больше нет» А русские? О-о, взяли да устроили под Сталинградом зимний аттракцион, и тевтоны, как сказал этот парень, там помирали, точно, не от смеха. Да-да-да! Им было не до смеха! А сэр Уинстон вручил в Тегеране дядюшке Джо рыцарский меч от имени нашего короля Георга и нашего народа... Говорят, в московском парламенте сидят сплошь да рядом фермеры и шахтеры. И этот, — О’Греди покосился на спутника, — вполне может оказаться не только капитаном...»
Подумав так, О’Греди решил на первых порах, до начала чисто служебных отношений, проявить дипломатический такт и оказать внимание, гм... гостю. Тем более, симпатичному малому, а не размазне. Пусть убедится в огневой мощи «Черуэлла», который даже в нынешнем состоянии может, к-гм... постоять за себя.
Фрегат понравился — ладная штучка! Вооружение, как говорится, на уровне современных требований: главный калибр — стадвухмиллиметровые орудия на носу и корме, на баке — двадцатичетырехзарядный «хеджехог», кидающий на триста пятьдесят метров двадцатишестикилограммовые бомбы. Кроме того, там и тут, но больше в корме, — однозарядные тяжелые бомбометы. Особенно понравились сорокамиллиметровые зенитные автоматы «бофорсы» — аккуратные скорострельные пушечки. И вынесены умно — к бортам позади дымовой трубы, чтобы увеличить зону обстрела.
На крыльях «веранды», как называют англичане мостик перед ходовой рубкой, разместились двадцатимиллиметровые скорострельные «эрликоны». И-эх, «Заозерску» бы такие стволы! Будь они в наличии, глядишь — и уцелел бы старый капитан... А значит, и танкер в опытных руках. И не мотался бы он сейчас по чужим кораблям черт знает в качестве кого!.. То ли пленный, то ли действительно «волонтер»; готовлюсь стать рулевым, а могу оказаться «хид-одли» — уборщиком гальюнов: черт его знает, что может взбрести в голову этому сумасбродному ирландцу...
Море шипело за бортом и, казалось, поддакивало.
О’Греди поздно заметил, что спутник витает мыслями неизвестно где и почти не слушает объяснения. Да нет, слушает, но без воодушевления и тем более без ожидаемого восторга. Поскучнел лейтенант-коммандер и, кивнув на тонкие стволы «эрликонов», с деланной прохладцей заметил, что оные снабжены электрическими прицелами... Будущий рулевой вежливо удивился. Потом сказал:
— Меня другое приводит в умиление. Вот это... — Кивнул на мешки для отстрелянных гильз, что болтались под казенной частью. — Хозяйственно!
— Зачем пропадать добру? — буркнул О’Греди. — Цветной металл не валяется на дворе Адмиралтейства.
— Именно! Целиком с вами согласен, сэр!
— Именно... — О’Греди не мог определить, когда спутник говорит серьезно, когда подпускает шпильки. Однако в том, что нынче имеет место скрытая издевка, не сомневался. — Британию уже несколько столетий называют «мастерской мира», — пояснил внушительно, — и несколько столетий мы учились хозяйствовать. Поэтому всему знаем цену... Маскем, например, говорит, что когда «хеджехог» швыряет полтонны отличного металла, ему кажется, что из его, Маскема, кошелька летят на ветер, а вернее сыплются на дно, золотые соверены.
— Не потому ли коммодор топил почти целые суда с грузом, не сделав попытки спасти их? — съязвил Арлекин.
— С какой стати ему переживать из-за тоннажа? — О’Греди пожал плечами. — Его кошелек не страдает. Доходы... контр-адмирала — в нефтяных скважинах Персии.
— Контр-адмирала? — переспросил, думая, что О’Греди ошибся.
— Да. Вчера коммодору Маскему присвоено очередное звание, — невозмутимо подтвердил лейтенант-коммандер.