— Есть! — понимающе кивнул дежурный.
— Действуй! — напутствовал Ханов.
Дежурный вышел.
Еще минут через пятнадцать мы знали, что, выйдя из отдела, старушка прямехонько направилась в церковь.
— Ну вот, — сказал Ханов. — Машина, кажись, завертелась. Теперь неплохо бы устроить Мигалевой встречу с Колесовым…
— Звони, — я снял с аппарата телефонную трубку и протянул ее Ханову.
Город еще спал, когда мы с Хановым вышли из дома. Стоял легкий морозец. Снег весело поскрипывал под ногами.
Прошедшая ночь была почти бессонной. Я поспал не более часа. Ханов тоже долго возился на диване. Вставал, курил, сосредоточенно глядя в покрытое изморозью окно.
Мы оба чувствовали, что происшедшее на Нагорной двадцать шестого декабря закручивается в тугой и крепкий узел.
В отдел пришли затемно. В здании тишина.
Переговорив с дежурным, мы узнали, что Пискунов находится в своем кабинете.
— Тоже не спится, — сказал Ханов.
Пискунов сидел за столом. Перед ним была разостлана карта района, и он сосредоточенно водил по ней остро отточенным карандашом.
Увидев нас, Пискунов оторвался от карты.
— Ну… как? Выспались?..
— Мы-то выспались, — в тон ему ответил я. — А вот что ты так рано поднялся?
— Разворошили муравейник, а еще спрашивают, — усмехнулся Пискунов.
— Разве так уж плохо? — спросил Ханов, присаживаясь к столу.
— Да нет, все идет, как надо. Это я так, брюзжу. Отвыкли мы от таких дел. Явление редкое, что и говорить.
— Радоваться надо, что редкое, — засмеялся Ханов.
— Я и радуюсь. — Пискунов ткнул карандашом в карту. — Вот, к примеру: какие у вас предположения в отношении связи Мигалевой с приисками?
— Конкретно никаких…
— Вот так! — скептически усмехнулся Пискунов. — А вы говорите — радуйся. Закатят что-нибудь этакое… Мне же по шее навешают. Вы ведь здесь гости. Что обо мне люди подумают? Зажрался, скажут, Пискунов! Зажирел… Сменить пора такого начальника…
— И снимут, — уверенно заключил Ханов, подмигивая мне.
— Ладно, — отмахнулся Пискунов. — Не впервой нагоняи получать. Переживем и это. Колесов-то как?..
— Спит в церкви, — ответил Ханов. — Мигалева его там оставила ночевать.
— А дальше?
— Это ты у нее спроси, — подсказал я.
— Спасибо за подсказку, — огрызнулся Пискунов. — Неужели так и будем сидеть сложа руки?
— Да, — кивнул я. — Будем ждать. Другого выхода у нас нет. Во всяком случае, я его не вижу.
— Ждать… Ждать… — в отчаянии произнес Пискунов и швырнул карандаш на карту. — Мигалева… Вот она, рядом… Бери ее и…
— Ты знаешь, Григорий Иванович, чем оценивается профессионализм работника уголовного розыска? — спросил я.
— И чем же? — без всякого интереса посмотрел на меня Пискунов.
— Умением выждать и потом уже брать наверняка. Вокруг нас живые люди, и мы не имеем права наносить им оскорбление своим недоверием. А если окажется, что Мигалева непричастна? Она нам всем не только в матери, в бабки годится.
— Но ты же прекрасно понимаешь, что Мигалева… Да о чем тут говорить?..
— Мои и твои предположения не стоят выеденного яйца, когда речь идет о человеке.
— О человеке?! — Огненная шевелюра Пискунова угрожающе взметнулась. — Они убили Круглову, Красноперова!.. Распоряжаются человеческими жизнями, как заблагорассудится! Они же звери! Звери они! Звери! И ты это прекрасно понимаешь. В благотворительность поиграть захотелось? Позерство!
— Единственным мерилом моих действий, Григорий Иванович, может быть только закон, а не чувства. Мало ли что мне померещится. Может быть, я не высплюсь или в дурном настроении на работу приду… Смешно, право… Азбучные истины… Даже спорить об этом не имеет смысла.
— Поступай, как знаешь, — изобразив на лице доброжелательность, язвительно разрешил Пискунов.
— А ты не злись, — усмехнулся я. — Обижаться тут не на что. Мы ведь с Хановым не предлагаем их выпустить. Нам просто хочется закончить дело с неопровержимыми доказательствами в руках.
В кабинет вошел дежурный по отделу.
— Товарищ майор, — обратился он к Пискунову. — Опять эта старуха пришла…
— Зачем? — встрепенулся Пискунов.
— Передачу принесла… В узелке…
— Ну, Авдотья! — Ханов хлопнул себя по колену. — Это она проверяет брехню Колесова. Ясно как божий день. Совсем обнаглела. Она нас что, за идиотов считает?
— Мигалева не настолько глупа, чтобы подставляться, — не согласился я. — Тут все гораздо сложнее. Она прет напролом, ибо другого выхода у нее нет. И правильно делает. Пусть у нее один шанс из тысячи, но все же шанс. Мигалева — достойный противник. Она борется до конца.
— Так что делать? — спросил дежурный. — Пускать?
— Нет! — тряхнул своей огненной шевелюрой Пискунов. — Еще не хватало…
— Пускай, — сказал я. — И немедленно!
— Но… это уже… — Пискунов пристально посмотрел на меня.
— Пускай, пускай, — засмеялся я, видя растерянное лицо дежурного. — Но смотри на этот раз в оба! Проверь узелок и все, что в нем находится. Или вон лучше возьми Ханова. Он в таких делах дока. Не проведешь.
Еще минут через пятьдесят мы уже знали, что старушка прямо из отдела милиции пришла в дом Мигалевой. А через некоторое время Мигалева вышла из дому и пошла в церковь.
Колесов позвонил неожиданно быстро. На часах было двадцать минут девятого, когда я снял трубку в кабинете Пискунова.
Слышимость была отвратительной, и мне приходилось орать в трубку, плотно прижимая ее к уху. Проклянув в душе всех связистов, мы в конце концов договорились встретиться через пятнадцать минут неподалеку от автовокзала.
Я вышел на улицу. Погода явно испортилась. Дул сильный ветер, подымая снежную пыль и гоня ее вдоль домов. По всей вероятности, начиналась метель. Пошел снег. Крупные липкие снежинки, подхватываемые ветром, кружились в вихре, и вскоре видимость стала равна нулю. Буквально за десять минут все вокруг изменилось.
Миновав небольшой переулок и едва не валясь с ног от порывов ветра, я, наконец, добрался до места, где меня ждал Колесов.
Он стоял, прислонившись спиной к забору, прячась от снега и ветра за находящейся рядом поленницей дров. В укрытии было сравнительно тихо.
— Я уезжаю, — без предисловий сообщил Колесов. — И знаешь куда? В какую-то Каменку. Везу привет от Мигалевой.
— Нет уж, давай по порядку, — остановил я Колесова. — И не спеша.
— По порядку, так по порядку, — усмехнулся Колесов и, стараясь прикурить, прикрыл спичку сложенными лодочкой руками.
Прикурив, он глубоко затянулся, пряча сигарету в кулаке.
— Значит, так… Когда я вчера появился у Мигалевой, она от растерянности не могла даже слова вымолвить. Хватает ртом воздух и потихоньку становится серой. Коленочки подкашиваются, того и гляди, упадет в обморок. Ты бы видел ее физиономию! Наблюдать подобные сцены свыше моих сил. Но… она оказалась на редкость выносливой старушкой. Ну, в общем, стала меня обо всем расспрашивать. Не привел ли хвоста и так далее… Но я держался нашей версии. А она — стерва! Допрашивала меня, как заправский следователь! Знаешь, чуть не «расколола». В этом деле у нее чувствуется большой профессионализм. Можешь мне поверить. Тогда я показал ей золотишко и сказал, что если она мне за него не заплатит, плюну и уйду. И вообще, в «енти» дела я больше не играю. Срок мне мотать неохота. И так едва ноги унес. Чуть не сутки, как волк, по лесу бродил. Думал, сандалии отброшу. Короче, попер на нее… А что? Надо было как-то на нее повлиять… И ты знаешь, тон сбавила. На полоктавы. Ночевать меня оставила в церкви. В какой-то келье. Ничего. Жить можно. Тепло… иконки там разные, лампадка теплится… «Ты, — говорит, — мил человек, на старуху не серчай. Всяко бывает. Отдохни, поспи здесь до утра. А утресь все и прояснится. Может, господь и не зря привел тебя, грешного, ко мне. Может, сгодишься на какое святое дело…» Закрыла меня на ключ и ушла. «Утресь» принеслась как угорелая. «Золотишко твое, — говорит, — я куплю. Не обижу грешную душу. Но… потом. Окажи маленькую услугу. Съезди в деревушку одну — Каменка называется. Отвези письмецо». «Нет, — отвечаю, — так дело не пойдет! Документишек у меня, окромя справки, никаких нет. Да и прибарахлиться не грех. Ты уж денежки мне сразу давай». «Дам, дам, — кивает. — Нету их у меня щас. Вот возвернешься, тогда и…» «Ладно, — соглашаюсь. — Поверю тебе на слово. Но если надуешь… Пеняй на себя! Весь песок из тебя вытрясу!» Смотрю, а она с лица линяет. «Какой песочек?» — спрашивает. Ни черта, думаю, у меня каламбурчик получился! Но виду не подаю. «Да тот, — отвечаю, — который из тебя давно сыплется, старая перешница!» Хихикнула. Вроде бы ни в чем не заподозрила. Настрочила тут же в келье бумаженцию, адресочек дала. Торопит: «Иди давай скорехонько на автобус. Он через час с небольшим отправляется. А тебе ишшо билеты покупать». Я уже уходить стал, а она меня за рукав придержала. «Золотишко-то оставь, — говорит. — Потеряешь, не приведи господи…»