Мы двинулись в глубь леса.
Буквально через мгновение из нашего поля зрения исчез свет фар вездехода, и мы словно провалились во тьму. Приходилось наклоняться чуть ли не до самой земли, чтобы различить лыжню, проделанную идущим впереди Пискуновым.
Так прошло около часа. Иногда останавливаясь, я делал топором зарубки на деревьях и уже с трудом догонял Пискунова.
Увлекшись поисками лыжни, которую буквально на глазах заметало снегом, я наскочил на неожиданно остановившегося Пискунова.
— Тише… — настороженно сказал он. — Чувствуешь… Дымом, кажись, пахнет…
— Давай пройдем еще вперед, — предложил я.
Пискунов, сгибаясь под порывами ветра, двинулся дальше.
— Теперь чувствуешь? — спросил он, когда мы прошли метров триста.
— Да! Точно — дым! От костра, что ли?
— Черт его знает, — задумчиво произнес Пискунов. — Неужто я промахнулся? Мы ведь прошли не больше двух километров.
— Так, значит, лесоучасток? — спросил я. — А говорили, сгорел…
— Ничего не понимаю, — мотнул головой Пискунов. — Кто там может быть?.. Охотники?..
— А может, Локтев? — с надеждой сказал я.
— Не исключено… Если так — молодцы! Здорово прошли! Хотя… У них же целые сутки в запасе были. А это по три-четыре километра в час… Вполне. Я тебе говорил, что Локтев должен неплохо знать местность.
— Посмотрим… — Я легонько толкнул Пискунова: — Пошли…
Метров через сто начались вырубки, идти стало труднее. Ветер, сдерживаемый в лесу деревьями, здесь, на просеке, разгулялся в полную силу.
Вдруг сквозь снежную пелену что-то блеснуло.
— Огонь!
— Похоже…
Мы осторожно перебрались через засыпанные снегом стволы сухих деревьев и, обойдя какую-то снежную кучу, очутились почти у самой стены темнеющего на фоне снега строения.
— Это сруб. У них тут столовая была, — шепотом объяснил Пискунов и, потрогав рукой бревна, сказал: — Сажа… Обгорел он… Видно, не врали люди…
Мы обошли сруб. В единственном его окне горел свет. По всей видимости — свеча.
— Где вход? — спросил я, наклонившись к самому уху Пискунова.
— Там, — он махнул рукой вправо. — Через пристрой…
Я направился в сторону, указанную Пискуновым.
Около входа в снег были воткнуты две пары лыж и палки. Одна из них упала, и из снега торчала только заледеневшая веревочная петля. Никаких следов вокруг я не нашел, и трудно было определить, когда пришли сюда находившиеся в срубе люди.
Я вернулся к Пискунову. Он стоял, прислонившись спиной к стене примерно в метре от окна.
— Посмотрим… — предложил я.
Пискунов молча подставил колено. Я встал на него и, стараясь не скрипеть снегом, заглянул в окно.
Посреди комнаты, в одной майке, хорошо видимый в свете свечи, стоял… Колесов.
Я спрыгнул в снег.
— Ну? — нетерпеливо спросил Пискунов.
— Колесов… Колесова видел, а этого… Может, еще раз заглянуть для верности?
— Значит, добрались! — радостным свистящим шепотом прокричал мне в самое ухо Пискунов. — Жив!.. Жив, черт его дери!.. Ты хоть понимаешь!.. И этот там! Никуда он не денется!
Мы надели лыжи и вернулись в лес.
Укрывшись от снега и ветра в наскоро отрытом окопчике, мы связались с Хановым и попросили его дать «отбой» поисковой группе Патрушева.
Свет в окне погас, но из железной трубы на крыше вился дымок. Снег почти прекратился, и только крупа, похожая на манку, еще сыпала с неба, но и она была настолько редкой, что не мешала наблюдению. Ветер же, наоборот, усилился. Покрепчал к мороз.
— Наверное, спать улеглись, — кивнул в сторону лесоучастка Пискунов.
— Это точно… — улыбнулся я, чувствуя, как мороз начинает проникать во все щели моей одежды.
— И тепло у них… — засмеялся Пискунов.
Я промолчал. Не хотелось расходовать остатки тепла на суесловие.
О чем думал сейчас Пискунов, я не знал, но меня постоянно точила мысль: как вызвать Колесова, чтобы поговорить с ним? Можно было рискнуть и, навалившись скопом, взять Локтева прямо сейчас, во время сна. Ну, а что если двери на крючке или каком-либо другом прочном запоре? Нет, так дело не пойдет. И потом, мы не знали, какие отношения сложились между старшим лейтенантом и Локтевым. Не знали, почему Локтев действовал столь быстро и решительно. Может, появление «сообщника» подстегнуло его. Не исключено, что могла быть и другая причина, но и о ней мы не знали.
— Жаль, — почти шепотом сказал Пискунов, — что мы так поздно пришли сюда. Сейчас к срубу не подберешься. Могут заметить. Хорошо, если Колесов, а если Локтев?.. Пожалуй, стоило взять его с наскоку. Прямо утром. Пока не рассвело.
— И подставить Колесова? — спросил я. — Так?
— Почему подставить? — не согласился Пискунов. — Внезапность — она штука…
— А если дверь заперта? Тогда что?
— Не подумал, — откровенно признался Пискунов.
— Думай не думай… Надо ждать.
— Опять ждать, — вздохнул Пискунов. — Ждать… Ждать…
Он замолчал и, повернувшись на бок, стал наблюдать за срубом.
А мороз все крепчал. Снег прекратился. Я вызвал по рации Ханова и велел ему идти к нам.
Прошло около часа. Ветер несколько поутих, и опять пошел мягкий пушистый снег.
Я несколько раз ловил себя на том, что борюсь со сном. Он подкрадывался исподтишка и давил на веки, которые сами собой закрывались. Это не на шутку встревожило меня. Чтобы прогнать дремоту, я схватил полную пригоршню снега и с силой потер лицо. Колючие снежинки обожгли кожу, и я даже вздрогнул от боли, но сон прошел. Расчехлив бинокль, который дал нам в дорогу начальник прииска, я принялся изучать местность. Вот только снег… А он все усиливался. Вскоре даже в бинокль уже невозможно было разглядеть предметы, находившиеся в двух десятках метров.
Бросив бесполезное занятие, я поудобнее устроился в окопчике.
Появился Ханов.
— Что вы, черти, приуныли? — опустившись на еловые лапы, спросил он.
— Тепло нынче — дефицит, — усмехнулся в ответ Пискунов.
Было уже около трех часов дня, когда из сруба вышел Локтев. Мы вжались в снег.
Локтев стоял возле сруба и озирался по сторонам. Постояв так, он исчез за углом дома. Прошло минуты две, прежде чем он вернулся, поправляя штаны.
— Утренний моцион… — тихо заметил Ханов. — Сейчас он физзарядку начнет делать…
И действительно, поозиравшись по сторонам, Локтев остервенело замахал руками и сделал несколько приседаний. Затем, подняв упавшую лыжную палку и воткнув ее в снег, исчез в пристрое.
Прошло еще минут пятнадцать, и, наконец, из дверей пристроя появился Колесов. Он так же, как и Локтев, покрутил головой, озираясь вокруг и оглядывая незнакомую местность.
Я слегка привстал и помахал ему рукой. Но он не видел меня.
Ханов легонько свистнул.
Колесов вздрогнул и, уставившись в нашу сторону, стал пристально вглядываться. Я еще раз махнул рукой, указывая направление, где мы должны встретиться. Колесов понимающе кивнул.
— Ну, слава богу!.. — я тяжело рухнул в снег.
Ждать Колесова пришлось довольно долго. Только минут через сорок он вновь появился из пристроя. Вслед за ним вышел Локтев и, приложив ладонь козырьком, стал осматривать все вокруг. Насмотревшись вдоволь, повернулся к Колесову, стоявшему с топором в руках, и что-то сказал ему. Слов разобрать было невозможно, хотя отдельные звуки его голоса долетали до нашего укрытия. Колесов молча кивал. Локтев тоже умолк и полез в карман. Достал оттуда пачку папирос «Беломор», долго копался в ней и, вытащив наконец пару помятых папирос, сунул одну себе в рот, а вторую протянул Колесову. Оба закурили.
Я, затаив дыхание и прильнув к окулярам бинокля, следил за ними.
Докурив, Локтев швырнул окурок в снег и, немного потоптавшись, вернулся в сруб. Колесов, утопая в снегу, направился в сторону леса.
Встреча была бурной. Колесов обнимал нас, хлопал по спинам и, не находя слов, повторял: