— В общем, так, — наконец сказал он. — О Каменском прииске я узнал в колонии. Отбывать к тому времени мне осталось несколько месяцев. Подумалось, возьму в последний раз крупный куш и завяжу. В мои годы пришла пора становиться в тихую гавань. Но тут возник второй неразрешимый вопрос. Куда и кому сбыть золото? По старым связям идти не хотелось. Они почти все были засвечены. А это — верная гибель. Вот тут и подвернулся Гребнев. С его слов выходило, что есть у него сеструха, которая могла бы дать немалую сумму за приличную партию золота. Но только за партию. На мелочи, мол, она не разменивается. Меня такой оборот вполне устраивал. Ударили по рукам, побожились. Перед самым освобождением Гребнев дал мне адрес своей сеструхи. Она, оказывается, жила на станции Гора.
— Приехала сюда одиннадцать месяцев назад, — подсказал Пискунов.
— Я тогда об этом не знал, — кивнул Круглов. — Ясность наступила гораздо позже. А тогда, в апреле… Заехал я к Зинаиде в Горноуральск. Ночью, как вор. И застал у нее полный разврат. Бабы, мужики… Пьянки, драки… Поговорили мы тогда трудно. Провел я у нее всего несколько часов, а утром уехал на станцию Гора к Мигалевой. Документы у меня были на имя Локтева. Паспорт, трудовая… Короче, тут полный порядок.
— Вас не удивило, что жена ваша так опустилась? — спросил Ханов.
— Удивило, — согласился Круглов. — Но… виноват в этом я сам. Два года назад замаячил «довесок». Лет на пять… Нервы у Зинаиды не выдержали. Столько лет я портил ей кровь… Думал, размахнусь в последний раз, заберу Зинаиду и…
— Но у вас же были драгоценные камни, — напомнил Колесов. — Зачем еще лезть на прииск? Рисковать. Продали бы их.
— Воровская честь, пропади она пропадом! Дал слово… И потом, камням нужен хороший покупатель. Не чета Мигалевой. Это уже совсем другой товар. На два порядка выше. Он не каждому по зубам. В нем надо понимать толк.
— На станцию Гора вы приехали один? — спросил я.
— Да.
— А Кривой?
— Его дала мне для связи Мигалева.
— Итак, приехали вы на станцию Гора… — словно бы возвращая Круглова к начатому разговору, сказал Пискунов.
— Прожил у нее два дня и поехал на прииск. Устроился электриком, стал присматриваться… Кругом леса, болота… Одна дорога. До железки семь верст киселя хлебать. Развернуться можно только зимой. Болота перемерзнут. Простор. Иди в любую сторону, хошь на Северный полюс. Наметили конец декабря. Под самый Новый год. К сейфику я пригляделся. Хороший сейф. Старинной работы. Танк да и только. Как говорится, приближался час «Ч». Но тут Мигалева стала вести себя довольно странно. Не знаю, чем это объяснить, но нюх у меня на такие штучки будь здоров. Где-то в начале декабря поехал я к ней разбираться. Приехал неожиданно, без вызова. И совершенно случайно увидел в церкви Гребнева. Он меня, слава богу, не заметил. Я знал, что ему оставалось сидеть еще шесть лет. А тут вдруг появился. Значит — побег! Такой оборот дела меня не устраивал. Сивый мог притащить за собой хвост, а я привык работать втихую. Вот обо всем этом я и сказал Мигалевой.
Через два дня ко мне приехал Кривой. Я к нему все время присматривался. И он показался мне мужиком надежным. Как-то вечером мы поговорили по душам. Я попросил Кривого съездить в Горноуральск, отвезти Зинаиде деньги. За услугу ему было обещано взять его в долю. Тогда я уже со всей очевидностью убедился, что с Мигалевой и ее братцем лучше дел не иметь. Как было условлено заранее, накануне кражи Кривой приедет ко мне в Каменку, я ломану сейф, и мы нырнем в тайгу. Пришлось тряхнуть старые связи. Здесь, — Круглов описал рукой круг, — когда-то была зона. И лесоучасток находился почти в самом ее центре. Мой финансист, которого вы имели честь сегодня повязать, много лет назад вкалывал тут на лесоповале. Я кинул ему весточку.
Но в указанный день Кривой не явился. Утром приперлась какая-то старуха и привезла записку от Мигалевой, вроде той, что привез ваш опер. Двадцать девятого я приехал на станцию Гора. Мигалева сказала мне, что Кривого замела милиция за кражу из универмага. Об этой краже знали даже у нас в Каменке. Для таких мест дело довольно громкое. Известие, сообщенное Мигалевой, повергло меня в шок. Во-первых: срывался мой план. В тайгу, да еще зимой, один не пойдешь. Может случиться всякое. Подвихнешь ногу и… Сдохнешь, как собака. Я даже не то чтобы растерялся, вообще хотел все бросить. Отказаться от задуманного. Так и надо было сделать. Но, как всегда, мы находимся в плену обстоятельств. Во-вторых: работать приходилось в экстремальных условиях. Если бы Кривой раскололся насчет меня… Я думаю, вы не замедлили бы появиться на прииске. Было бы очень жаль, ведь я готовился к своему «звездному» часу столько месяцев.
Конечно, ничего этого я Мигалевой не сказал. Ей о моих сомнениях знать совсем не обязательно.
Но она старуха ушлая. «Я тебе, — говорит, — Арнольда в помощь пришлю. Он с тобой сразу и рассчитается». Меня как по сердцу резануло! Недобрым ветерком от ее слов подуло. Ох, недобрым! Но виду не показываю. «Ладно, — говорю, — присылай». «Денечка через два-три жди», — отвечает.
Вернулся в Каменку. И решил брать сейф в ту же ночь. Но сорвалось. В штрек хлынула вода. Сгорели электромоторы. Провозился до самого утра. Работать пришлось чуть не по колено в воде. Простудился. Два дня провалялся с температурой. А время встречи с Сычом на лесоучастке неумолимо приближалось. Я знал, что, явившись сюда и не застав меня, Сыч ждать не будет. Он человек осторожный. Остальное вам известно.
— Все? — спросил Пискунов.
— Все, — подтвердил Круглов. — Насколько я понимаю, Кривой меня заложил?
— Кривой был убит в ночь с двадцать девятого на тридцатое декабря у себя дома в поселке Лесном, — сказал Пискунов. — Буквально через несколько часов после вашей встречи с Мигалевой.
— Так вы его не задерживали? — вскинул голову Круглов.
— Нет.
— Сука! — выругался Круглов. — А когда они… Зинаиду?
— Двадцать шестого декабря, — ответил Ханов.
— И все-таки вложил меня Кривой, — повторил Круглов. — На его совести смерть Зинаиды! Никто, кроме него, не знал, где она живет. Никто!
Он обхватил голову руками и затих.
— Большое количество драгоценных камней вы хранили у своей жены? — спросил Колесов.
— Достаточное, — не подымая головы, ответил Круглов.
— Что они из себя представляли?
— Изумруды, сапфиры, алмазы…
— Обработанные?
— Выходит, вы их не нашли, — усмехнулся Круглов.
— Так огранены они или нет? — повторил вопрос Колесов.
— Да! Да! Да! — выкрикнул Круглов. Его душил смех, клокочущий, истерический…
На станцию Гора вернулись под утро.
Прямо во дворе отдела нас встретил Патрушев.
— Как там Мигалева? — спросил я.
— Сидит тихо, словно мышь.
— Съездим, — предложил я Ханову.
Мы пересели в машину и уже через десять минут были у дома Мигалевой.
Стучаться пришлось довольно долго. Наконец Мигалева открыла ворота.
Мы прошли в дом.
— Что так рано? — хриплым со сна голосом спросила Мигалева. — Поспать не дадут… Случилось что-нибудь?
— Случилось, Авдотья Полиектовна, — ответил Ханов.
— Поликарповна… — поправила Мигалева.
— Пусть будет Поликарповна, — не стал спорить Ханов.
— Так мне что, одеваться? — спросила Мигалева.
— А вы как думаете?..
— За меня Господь Бог думает, — неопределенно ответила Мигалева. — А о моих мыслях печься не ваше дело!
— Тогда одевайтесь…
Ворча что-то себе под нос, Мигалева пошла в соседнюю комнату.
— Припрутся ни свет ни заря, — ворчала она из-за перегородки. — Поспать не дадут… Добрые-то люди еще сладкие сны видят…
— Вам привет от Круглова, — сказал я, прислушиваясь. Тяжело скрипнули пружины сетки кровати, что-то упало и покатилось по полу.
— Я арестована? — спросила Мигалева, появляясь в двери.
— Да. Вот санкция на ваш арест, — сказал Ханов.
Медленной, величавой походкой Мигалева прошла в угол, где висели иконы и теплилась лампада. Долго и сосредоточенно смотрела на чуть чадящий огонек.