— Ничего, привыкнешь. К этому ты привыкнешь быстро.
Пройдя несколько шагов, они подошли к отверстию в крыше. Траарк шагнул в него и исчез. Преодолевая головокружение, Глеб шагнул следом. Плотная масса воздуха обтекла его и плавно понесла вниз. Воздушный кокон остановился у входа в ярко освещенный коридор. Следом появился Лускул.
— Психологи уже в лаборатории, — заметил Траарк. — Поспешим.
И он двинулся первым.
В небольшой комнате, не похожей на лабораторию, их встретили двое.
— Данриг Лаар, — представился один из них, — а это мой коллега Крав Аран. Давайте сразу начнем, — он улыбнулся Глебу. — Впрочем, если ты устал, можем перенести наш разговор на завтра.
— Нет, нет, — живо отозвался Глеб. — Я готов.
— Ну, тогда расскажи как можно подробней, что привело тебя на Тээру.
Глеб начал свой рассказ. Его слушали внимательно, не перебивая, а когда он закончил, Данриг спросил:
— Значит, ты ничего не знаешь о судьбе своей матери?
— Нет. Ни о ней, ни об отце.
— Кое-что знаем мы.
…В 65 году 207 цикла космоэрограф Дина Атар ушла в экспедицию к созвездию Колеса. Там, на третьей планете пятой звезды, существовала разумная жизнь. Ушла не одна, прихватив с собой сына — трехлетнего Тира.
— Мы вернемся скоро, любимый! — крикнула она на прощание своему мужу Тулу Атару. Тогда еще не было леса вокруг площадки передатчика.
А на третьей планете пятой звезды, на Земле, шел 1942 год…
— Твою мать, Тир, схватили, когда она выходила из туннеля, — сказал Данриг. — Вскоре она умерла.
— Откуда вам это известно?
— Решив, что передатчик рассчитан только на нас, ты ошибся. Фильтр был установлен после того, как к нам прорвалась целая группа вооруженных землян. От них мы и узнали о судьбе Дины, но, когда пришли на помощь, было уже поздно.
— Но почему она не ушла? Она ведь могла просто исчезнуть из лагеря!
— Ничего она не могла. Способности эти даны нам не от рождения, а развиваются с годами. Она в ту пору ими не владела.
Глеб помолчал.
— А где мой отец? — медленно проговорил он.
— Здесь, на Тээре.
— Когда я смогу его увидеть?
— Когда захочешь…
Глеб поднялся:
— Идемте к нему.
Дом стоял за живой изгородью из больших широколиственных деревьев. По садовой дорожке навстречу прибывшим шел высокий человек.
— Здравствуйте, — сказал он.
И трое ответили:
— Здравствуй, Тул Атар.
Глеб шагнул вперед:
— Здравствуй, отец…
День был сер. Тул кутался в плащ и время от времени грел руки над костром. Шум моря, равномерный и монотонный, пропитал все кругом, слился с туманом и сам, как туман, повис над побережьем.
— Не понимаю тебя, — сказал Траарк. Он сидел рядом на поваленном бревне. — Зачем было тащиться на эти острова, зная, какая здесь погода?
— Рыбалка, — улыбнулся Тул. — Глеб сказал, что здесь хорошо идет рыба.
— И этого я тоже не понимаю, — упрямо повторил Траарк. — Тир пришел к нам чужой. И вместо того, чтобы постепенно изменить его, ввести в наше общество, ты делаешь вид, будто в восторге от всех его странностей.
— Но послушай, Траарк…
— Я заранее знаю, что ты скажешь. Да, он недавно среди нас и тебе трудно начать… Хочешь, я сам с ним поговорю?
— Прошу тебя, не надо. Всему свое время.
— Боюсь, что время это никогда не наступит.
Послышались шаги, и они замолчали.
— Ну, как рыбалка? — спросил Траарк, когда Глеб вышел из-за кустов.
— Хороша. Почти как у нас на Волге.
— У нас?
— Ну да, на Земле…
— Ах, вот как, — Траарк с треском сломал сухую ветку.
— А что ты будешь делать с рыбой? — поспешил с вопросом Тул.
— Сейчас увидите, — улыбнулся Глеб. — Такой ухой вас угощу… пальчики оближете.
И он склонился над ведром. На поляне появился Лускул.
— Вы забрались на край света, — вместо приветствия проговорил он. — Я едва вас нашел.
— Зато успел к самому интересному, — усмехнулся Глеб. — К ухе.
— А что это такое?
— Суп, — голос Траарка был на редкость спокоен. — Суп из рыбы.
— Давно я не ел натурального мяса. — Лускул бросил испытующий взгляд на обоих. — А почему здесь так холодно? У вас испортился микроклимат?
— Это называется романтика. Я, правильно произношу? — Траарк повернулся к Глебу. Тот молча кивнул.
— Занятно, — сказал Лускул и покачал головой. — Занятно…
Потом они ели уху, а когда Глеб ушел мыть чашки, Лускул снова заговорил:
— Данриг был у меня сегодня, — сообщил он, обращаясь к Тулу. — Психологи довольны твоим сыном.
— Я тоже им доволен.
— А я — нет, — жестко проговорил Траарк. — Не доволен. Он не стал нашим. Он не стал жителем Тээры. Помните тех, кто пришел с Земли? Тир лучше, но и в нем таится опасность. Вы знаете, к чему это может привести. К дроблению.
— Что же мне делать? — глухим голосом спросил Тул.
— Пожалуй, я попробую расшевелить Глеба, — задумчиво произнес Лускул.
— Тира! — крикнул Траарк. — Тира, а не Глеба. Забудьте это имя. И он пусть забудет. Чем скорее, тем лучше!
— Мне трудно будет сделать это, Траарк, — сказал Глеб, подходя к костру.
Прозрачная кабина гравилета становилась невидимой в открытом космосе, казалось — плывешь между звезд.
— Я по привычке пытаюсь найти знакомые созвездия, — проговорил Глеб. — Не получается.
Лускул искоса посмотрел на него.
— Трудно тебе на Тээре?
— Трудно. По земным меркам я взрослый мужчина. Свои привычки, свой «модус вивенди». Это по-латыни образ жизни. Есть на Земле такой мертвый язык.
— Почему мертвый?
— Государство погибло, и язык умер. Он очень древний. Несколько тысяч лет.
— Наш язык не изменяется значительно дольше.
— Вам повезло.
— Нам повезло, — поправил Лускул.
— Да, конечно, нам, — повторил Глеб и, помолчав, добавил: — Не торопи меня, Лускул. На Земле я прожил тридцать шесть лет, а здесь — всего четыре месяца. Ко многому приходится привыкать. И, кстати, что такое «дробление»?
— Подслушал наш разговор у костра?
— Вы громко говорили.
— Уничтожение личности. Стирается память, и на чистый мозг записывается новая жизнь — искусственная.
— И часто такое бывает?
— Редко. В последний раз с теми, с Земли. Им изменили не только духовный мир. У одного не хватало пальцев на руке — они были восстановлены. Регенерация.
— Это трудная операция?
— Не очень… Смотри-ка, седьмой кольцевой спутник. Вот уж не думал, что мы так далеко забрались.
— Такой аппарат нужен на Земле, — проговорил Глеб.
— Какой? — не понял Лускул.
— Аппарат регенерации. Помнишь, я рассказывал о знакомом учителе? У него нет руки. Он потерял ее на войне.
— Создается впечатление, что на Земле идут постоянные войны, — с досадой сказал Лускул.
Глеб вздохнул:
— Мне трудно объяснить тебе это. Дело в том, что вы никогда не были разобщены. И когда революция победила, она победила везде, по всей планете. На Земле все было иначе. И война была. Не одна война, много… Но последняя, та, что отняла руку у моего знакомого, она особая. Она…
Глеб замолчал, подбирая слова.
— Говори, — сказал Лускул. — Это интересно. Впрочем, я могу предложить тебе другое. Зримая память. Воспроизведение воспоминаний на экране. Аппарат стоит у нас в лаборатории.
— Согласен. Буду подопытным кроликом.
— ?
— Так у нас называют зверьков, на которых пробуют препараты.
— Ты опять говоришь «у нас».
— Да, — сказал Глеб. — У нас. Что я могу сделать?
— Тоскуешь по Земле?
— Тебе не стоило задавать этот вопрос, Лускул. Здесь мой дом. И здесь мне хорошо. А Земля… — он вздохнул и замолчал. Молчал и Лускул, склонившись к приборной панели.
Гравилет быстро снижался и вплыл наконец в синеву дня.
В здании института психологии, окруженном большим, похожим на лес, парком, было многолюдно.