— Командир полка отсутствует! Полк по воздушной тревоге произвел светомаскировку, проверил аварийное энергопитание, водоснабжение. Запустил вентиляцию во всех бомбоубежищах. Личный состав размещен на отдых в подвалах, техника в парках, радиосвязь работает «на прием», никаких радиограмм из дивизии не поступало. Штаб охраняется комендантским взводом. Взвод разведки с дивизионной рацией послан на БМП в сторону Краснокаменногорска до начала массовых пожаров и разрушений.
— Добро, хватит! Посмотрю сам. Дайте-ка ключи от подвала! Да все! Товарищи старшие офицеры, через тридцать минут прошу собраться у меня. Рудольф Викентьевич, Юрий Николаевич, Тихон, пройдемте со мной. Капитан Янгазов, проведите остальных в «предбанник», — закончил он, значительно посмотрев в глаза капитану Янгазову и передавая ключи.
— Понял, товарищ подполковник, — понимающе усмехнулся тот.
Все вошли в полутемный холл — вестибюль штаба. Прямо против входа была дверь в длинный, тускло освещенный коридор, деливший этаж пополам. Слева в темноту второго этажа уходила лестница, под которой была дверь в упомянутый «предбанник», а справа — две двери, на одной из которых висела табличка «ДЕЖУРНЫЙ ПО ЧАСТИ».
Под знаменем полка неподвижно застыл часовой. Лоскутов очень похоже запел: «…система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная».
— Фима, поскучай с ними десять минут.
Обе группы под песенку Рудольфа разошлись в разные стороны, и Янгазов тут же вышел обратно, заперев за собой дверь на ключ.
— Порядок!
— Алик, Иван! Бегом к своим, кто у вас тут есть, два танка — два экипажа, поведете сами. Посмотрите, нельзя ли с бульдозером. Вот так будет нужен! — провел он рукой по горлу. — Официально — за командиром! И при малейшем — прямой наводкой! Главное — темп, темп, темп! Распорядитесь от моего имени, чтобы два танка с полной заправкой, с запасными баками — сюда, к штабу! Выполняй! — и твердым шагом прошел в комнату дежурного.
Оглядев всех четырех присутствующих, Крохаль как-то закашлялся, сел, затем очень тихо и спокойно произнес:
— Прошу внимания. Обстановка такая, что мы, то есть полк, в радиусе трехсот-четырехсот километров единственная реальная сила. Военная и политическая. В данный момент и далее этой силой командую я! Прошу не перебивать — уточняю — от дивизии не осталось ничего. В округе… — ткнул пальцем на восток, — видимо, еще почище. Авиации нет, железных дорог нет, вернее, она без энергии и подвижного состава, радиостанций нет, начальства, — он крутнул желваками, — тоже нет. Есть мы, то есть я! И, как ты сказал, Рудик, наша задача создать новую популяцию на здоровой основе. Приказа спасать город нет и не будет, о чем я позаботился. Молчать! Слушать… Почему нас не засекла их разведка, на досуге подумаем. Сейчас важно, что мы целы и не облучены. Вот здоровая основа. Выброс дойдет через два-три часа, и то слабый, у нас север, и все успеют одеться… С рассветом полк разъедется по окрестностям и выдаст защитные костюмы молодым и здоровым бабам. Всем, сколько наберут, а затем привезут их сюда! Одних, без детей! Костюмов да и жилья на всех не хватит. Вас я взял как мозговую элиту, специалистов по гражданским делам, кроме Тиши, конечно, он сгодится для других целей. Согласия не спрашиваю — козе все ясно! Разрешаю задать по одному вопросу. Есть таковые? Валяй, Рудик!
— Что вы скажете офицерам?
— Молодец! Соображаешь! Скажу, что, с одной стороны, спасаем население, с другой — проводим мобилизацию… и ждем указаний. Баб берем сначала потому, что есть только одно подготовленное помещение изолированное — под госпиталь. Сначала приготовим жилье, а затем остальных. Время-то сработает на нас. Выбирать будем потом. Еще вопросы? Давай, МНР!
— Что будет с Краснокаменногорском?
— А сам не соображаешь? Хорошо, отвечаю! Будет груда разбитого кирпича и толпы облученных и раненых, которых мы не пустим сюда, так как жрать скоро самим будет нечего! Хорошо, напомнил — сейчас же на элеватор! Ну, кто еще? Время идет!
— Какой же ты негодяй… — выдохнул Юрий Николаевич.
— Ну разумеется, МНР! С твоих позиций, конечно, — улыбнулся Крохаль. — Стой! Куда он!
С неожиданной ловкостью и быстротой Лахонин выскочил, через обе двери на улицу, прыгнул в «Жигули» и рванул так, что бочка оторвалась вместе с багажником и поволоклась рядом с машиной. Лахонин остановился, выскочил, дернул за багажник, оторвал, сел за руль и ринулся к воротам. На этот шум открылись шторы светомаскировки и распахнулось окно. Из одной комнаты глядели Алеша, Раиса и Константин Аристархович, а из другой — Тихон (которого не пустил бежать Пивнев) и Крохаль, яростно кричащий в трубку телефона на КПП:
— Задержать! Стрелять! Огонь!
Лахонин пригнул голову от полосатого бревна шлагбаума. Вылетело стекло. Бревно передними стойками подбросило вверх, и машина выскочила на шоссе. Однако длинная автоматная очередь накрыла ободранный кузов. Машина запетляла и ткнулась в кювет. Подбежавшая охрана вытащила труп Лахонина и понесла его к штабу.
— Па-апа мой… па-апа мой… папочка…
— Он не подходил к новому обществу! — нервно улыбнулся Лоскутову подполковник. — Так что же я скажу офицерам? А, ничего… несчастный случай, завтра, мол, разберемся.
На выстрелы первыми примчались к штабу Дуденко и Янгазов. Увидев труп, забежали в дежурку.
— Утечка информации могла иметь непредсказуемые последствия! — высокомерно объявил Крохаль.
По лестнице раздался грохот сапог, и на пороге дежурки с радиограммой в руке застыл адъютант.
— Радиограмма!
— Зайди… дверь закрой… дай сюда! …Полку по тревоге, ускоренным маршем, прибыть в Краснокаменногорск не позднее 5 часов 00 минут со всем инженерным оборудованием, запасами одежды и продовольствия для спасения населения, эвакуации людей и ценностей за пределы города. Секретарь обкома генерал-майор В. Метелев, командир полка полковник А. Репнин.
Крохаль поймал вдруг себя на том, что шепчет текст вслух, вздрогнул, огляделся, улыбнулся натянуто и, сложив аккуратно радиограмму, положил ее в нагрудный карман.
— Что скажешь, адъютант?
— Про что? Про приказ? Приказ есть приказ! — недоуменно пожал плечами старший лейтенант.
— Так! Ну, ладно! Тогда: Пивнев на месте, офицеры за мной!.. — и вышел в вестибюль. — Подождите меня здесь — я мигом!
В три прыжка он оказался в приемной командира полка, где два часа назад по приказу дежурного по части установили самую мощную рацию, какая была в подразделении.
— Что нового?
— Какую-то радиограмму вам унесли, товарищ подполковник!
— Хорошо, разберусь, где шифровальщик?
— У себя, — кивнул радист на дверь с окошечком, которая вела в комнату, бывшую когда-то кабинетом директора техникума.
Выход в нее был через комнату радистов, перед приемной.
— У полковника никого? — кивнул Крохаль на противоположную дверь, одновременно звоня в шифровальную.
— Так точно! Заперто!
Дверь шифровальной открылась, на пороге встал прапорщик и хотел докладывать.
— Не надо! Где капитан? В отпуске? Когда должен вернуться?
— Через две недели!
— Добро! Насколько дотянет ваша бандура на передаче? — обернулся он к радисту.
— Километров двадцать-двадцать пять от силы!
— А если очень постараться?
— С большой выносной антенной да поковыряться, можно и дальше!
— Ладно! Всё! Слушай боевой приказ! Рации работать только на прием во избежание пеленгации противником! Помещение без моего личного разрешения не покидать… Всю информацию и радиограммы передавать только лично мне, сколько бы я ни отсутствовал. Никаких разговоров с посторонними. Обед принесут сюда! — И добродушным рокотом добавил: — За невыполнение расстреляю тоже лично!
Он взял с гвоздя большой старинный ключ, вышел, закрыл дверь и два раза повернул ключ в замке.
— Лейтенант Кудрин! Ко мне! — крикнул он вниз командиру комендантского взвода. — Часового к дверям! Суточный паек на троих; два ведра воды и одно пустое — все к дверям приемной. Через… — взглянул на часы, — двадцать минут! Без меня никого не впускать и не выпускать! Выполняй!