Радисты и шифровальщик, слушавшие у дверей, растерянно переглянулись.
Крохаль сбежал по лестнице.
— Капитан Янгазов, откройте! — кивнул он на «предбанник». — Все за мной! Янгазов, заприте дверь!
В ободранной комнате, где находился один обшарпанный стол и вдоль стен стояли лавки, раздавался глухой стук в дверь, которая вела в комнату, находящуюся под кабинетом командира полка.
— Сейчас! Сейчас! — зарокотал Крохаль.
Янгазов распахнул дверь. Тяжелов стоял в позе быка, готового броситься на вошедших. Алеша вздрагивал, лежа ничком на лавке, положив голову на колени матери.
— Это произвол!
— Тише, пожалуйста! Это не произвол, это — война! Сожалею о случившемся. Но это результат личной расхлябанности. Если бы он был с вами… Впрочем… Впрочем, обстановка требует!.. Вы оборвали здесь светомаскировку, а по нашим данным сейчас ожидается налет авиации противника. Прошу пройти со мной в бомбоубежище, — и, пропустив вперед Янгазова, не оглядываясь, стал спускаться по лестнице вниз. Все прошли. Сзади опять щелкнул замок.
В коридоре подвала горели редкие лампочки и пахло карболкой.
— Откройте командирскую спальню! Вот так. Располагайтесь, — и, неплотно прикрыв дверь, вышел в коридор.
— Адъютант, с тобой у меня особый разговор, — повернулся он наконец к ничего не понимающему старшему лейтенанту и зашагал в дальний конец коридора.
— Заходи-ка сюда! — открыл перехваченными у Янгазова ключами крошечную комнатку с аккуратно застеленной постелью. — А мне дай твою игрушечку… — и он, ловко расстегнув кобуру, жестом жонглера выхватил из нее пистолет.
— Это в целях твоей личной безопасности, — промурлыкал Крохаль. — Видишь ли, я хочу многого! Я хочу, чтобы ты не нарушал присяги, я хочу, чтобы такой красавец остался жив, я хочу, чтобы у тебя были дети! Пойми меня правильно — это очень много… Но, главное, я хочу, чтобы ты не скучал здесь двадцать четыре часа. Здесь есть все, даже почтовые конверты! Ха-ха… Будь здоров и не стучи в дверь, ты ведь знаешь, как это все устроено — и, дружески похлопав по плечу ошеломленного «старлея», вышел со всей компанией из комнаты, заперев толстенную дверь.
В коридоре стоял Тяжелов.
— Что, bellum omnium contra omnes? — с язвительной улыбкой спросил он.
— Не пытайтесь нас унизить! Да! Здесь некому переводить, но jedem das seine! Это-то мы все знаем! Каждому свое! — покосился Крохаль на капитанов.
— Извините, я никого не хотел унижать. Я сказал, «война всех против всех»… Мы что, арестованы?
— Да как бы это вам попонятнее сказать?… Интернированы, скорее всего.
Капитаны с уважением посмотрели на подполковника.
— Более того, я бы хотел с вами сотрудничать! Ах, если бы не эта нелепая смерть… Ну, счастливо оставаться. Я к вам скоро загляну, а рисковать больше не могу! Нет, не могу!
Военные вышли, снова заперев за собой общую дверь подвала. У главного крыльца урчали два новых танка прорыва.
— Ну, ребятки, с богом! Проутюжить и прострелять! Работы много! Мне пора, ждут!
Константин Аристархович вышел в сводчатый коридор и рукояткой охотничьего ножа застучал в обитую железом дверь. Раздался ответный стук.
— Вы меня слышите?
— Слышу, — глухо донеслось из-за двери.
— За что вас арестовали?
— Не знаю.
— Давайте думать! Что вы сделали в последний раз?
— Принес радиограмму — приказ…
— Какой?
— Я не имею права!
— Да поймите же вы…
— Хорошо! Приказано всем полком идти в город спасать население…
— Так… А подполковник? Что он делал?
— Вызвал офицеров, арестовал меня… Хотя, постойте-ка… он ведь фактически арестовал радистов и шифровальщика! И еще посылал куда-то два танка с полным боекомплектом!
— Он не хочет, чтобы остальные офицеры знали о приказе!
— Он не хочет его выполнять! — донеслось из-под двери.
— Вот в чем дело! Власть!.. Новая популяция…
— Что вы сказали?
— Власть он хочет захватить — навязать диктатуру! — твердо сказал Тяжелов. — Надо отсюда выбираться, предупредить офицеров.
— Вы не смеете — он всех убьет! Как этого… — истерически выкрикнула подошедшая сюда с Алешей Раиса.
— Юрий Николаевич, простите, не «этот», а герой! А вы!.. — с ненавистью глядя на Лахонину, сказал Тяжелов.
— Мама, замолчи сейчас же!
Раиса Пахомовна кинулась в другой конец коридора и начала стучать в выходную дверь, но безуспешно — в вестибюль не долетало ни звука.
В тесном кабинете начальника штаба собрались старшие офицеры полка. Вошел Крохаль.
— Товарищи офицеры! — подал команду заместитель по строевой части. Все встали.
— Прошу садиться, извините за опоздание! Докладываю обстановку. Судя по прекращению ядерной бомбардировки, наш район как военный объект противником не рассматривается. Хотя скорее всего наш ответный удар подавил все огневые точки либо сжег весь континент. Подводные лодки прекратили стрельбу, так как десанты, возможно, погибли, кто на земле, кто в воздухе, хотя в принципе нападения следует ожидать! Поэтому приказываю. Полк находится в полной боевой готовности. Танковый батальон на территории расположения занимается герметизацией жилых помещений от радиоактивной пыли, изготавливает пылевые фильтры к приточной вентиляции, а также тамбуры-мойки типа шлюзов во все жилые помещения. В городе готовы две школы для мобилизованных и ближняя школа для семей гарнизона. С пяти часов ноль минут запрещается выходить на улицу без противогаза и спецкостюмов. Начхиму организовать выявление радиоактивных очагов, защиту от радиоактивной пыли, а также круглосуточную охрану всех окрестных колодцев. Прошу понять, кроме колодцев, чистой воды у нас долго не будет! Начхиму приказываю из подручных средств смонтировать и сваривать дополнительные емкости под техническую воду. Командиру автороты вывезти все горючее из окрестных бензоколонок в любой таре… Командиру первого батальона организовать выявление, охрану и защиту от пыли близлежащих зернохранилищ, элеваторов и холодильников… Командиру второго батальона провести мобилизацию женщин, с военкомом есть договоренность на две тысячи человек.
В дежурке висело тяжелое молчание, которое как бы нехотя нарушил Тихон:
— Силен начальничек-то! Второго шлепнул!
— Это кого еще? Чего мелешь? — забасил Пивнев.
— А «старлея»-то. Бумажку-то ить вслух читал! При ем! А ён, этак значит, недопущенный, знать того не должен! Вот и….
— А мы с тобой, значит, допущенные… — задумчиво проговорил Лоскутов.
— Выходит, допущенные! Формочку бы мне спроворить! Спецодежу, значит!
— Вот шлепнут самого, будет тебе спецодежа! — мрачно отозвался Ефим.
— Дурак ты! Скажу я тебе, мил человек. Таперича уж не шлепнут, после МНРа-то!
— Заткнитесь! — взвизгнул Рудик.
— Мне-то чо! Могу и помолчать… мы люди не гордые… А только война все спишет!
Снова наступила тишина. Лоскутов о чем-то сосредоточенно думал, глядя в щербатый нечистый пол. Думал он о последней ссоре с Зоей, женитьбу на которой все откладывал.
Распахнулась дверь, вошел улыбающийся Крохаль.
— Итак, все в сборе…
— Командир! — перебил его Рудольф, — дай БТР в Краснокаменногорск за женой сгонять!
— …Не-ет! Вы, Рудольф Викентьевич, оказывается, интеллигент!.. Идеалист! Я-то решил, что ты крепкий мужик. Ну какая там сейчас жена, обгорелая чурка? На что она тебе сдалась? Объяснял, объяснял…
— Да нет! — заторопился Лоскутов, — не обгорелая она. Она диссертацию пишет в архиве городском! В подвале сидит! …Окон нет! Стены — во! Двери тройные — жива она! Да я не задаром! Я что хотите сделаю!…
— Ну-ну-ну… Чего так разволновался? А кто она у тебя, «жена»?
— Юрист с историческим уклоном.
— Хм! Юрист? Законы, значит. Ну нет, законы нам не понадобятся, хотя… разве что потом?..
— Георгий Васильевич, дай БТР — я полковника привезу! — голос Рудольфа дрожал.
— Хм! Соображаешь… А красивая?