В отделе, прямо в дежурке, меня встретил Пискунов.
— Ну, что?
— Все в порядке.
— Кто же это такой?
— Поживем — увидим. Но похоже, что карась крупный.
— Не сорвалось бы, — озабоченно сказал Пискунов.
— Теперь не сорвется. — Я рухнул на стул и устало вытянул ноги. Все тело била нервная дрожь.
Раздался телефонный звонок. Пискунов сдернул трубку. Разговор длился недолго.
— Этот мужчина привел Колесова в дом номер шесть по переулку Сивенскому.
Еще через пятнадцать минут мы знали, что по указанному адресу живет Мигалева Авдотья Поликарповна, 1910 года рождения. Проживает здесь около года. Купила этот дом одиннадцать месяцев назад. Приехала на станцию Гора из Куйбышевской области. Причина приезда неизвестна.
Наконец пришел Ханов. Вид у него был усталый.
— Ну, братцы, завертелось, — сказал он. — Теперь только поворачивайся.
— Мы задержали Сидорова, — сообщил Пискунов.
— А у тебя нераскрытых краж нет, Григорий Иванович? — словно бы не реагируя на сообщение Пискунова, спросил Ханов.
— Краж? — как-то странно посмотрел на него Пискунов.
— Ну да, — кивнул Ханов. — Крупных краж.
— Одна висит, — признался Пискунов. — А ты откуда знаешь? Ребята мои рассказали?
— В универмаге? Да?
— А ты что тут допросы устраиваешь? — деланно возмутился Пискунов. — Если и в универмаге, то какое это имеет отношение к Сидорову?
— Мне кажется, самое прямое, — без всякого смущения ответил Ханов. — Мы тут с твоими оперативниками прикинули… Кривой-то — вор!
— Постой, постой, — прервал его Пискунов. — Ты… Ты имеешь в виду… Когда Терентьев ездил в Горноуральск?
— Двадцать первого декабря, — подсказал я.
— Кривой ходил в гараж к Терентьеву двадцатого… — как бы сам с собой размышлял Пискунов. — А в ночь с двадцатого на двадцать первое… Утренних и ночных поездов в сторону Горноуральска у нас нет. Рейсовых автобусов… Значит, пришлось бы ехать на вечернем… Интересно?..
— Помолился? — усмехнулся я, глядя на взволнованное лицо Пискунова.
— А ведь Ханов прав, — наконец сказал Пискунов. — Кража-то из универмага была у нас в ночь с двадцатого на двадцать первое. Утром, часов в семь, обнаружили. Всего на сумму более пятнадцати тысяч рублей. И что самое интересное — кража была явно по наводке. В эту ночь работала только автономная сигнализация. Но звонок не прозвенел. Как потом выяснилось, его просто-напросто отключили.
— Сидоров! — не то подсказал, не то спросил Ханов.
— Вот мы его и спросим. — Пискунов снял телефонную трубку. — Приведите ко мне Сидорова, — попросил он, и вдруг лицо его побагровело. — Что?! — закричал он в трубку. — Ну и дела! Скорую вызвали? Хорошо. Я сейчас спущусь.
Пискунов швырнул трубку на аппарат.
— Что там? — спросил я.
— Да ничего особенного, — уже более спокойно ответил Пискунов. — У Сидорова глубокий обморок. Вызвали скорую. Отводятся…
— Отводятся, — кивнул Ханов. — Молодой… Это у него на нервной почве. Такое иногда бывает. Не смертельно.
— Спасибо. Успокоил. — Пискунов вышел из кабинета.
В половине девятого вечера позвонил старший группы наблюдения и сообщил, что из дома Мигалевой вышел Колесов.
— Что делать? — спросил он.
— Подстрахуйте его, — приказал я.
— Куда это он направился? — заволновался Ханов.
— Должен позвонить, — я почувствовал, что волнение Ханова передается и мне.
Воцарилось напряженное молчание. Ждали звонка. Колесов позвонил через двадцать две минуты.
— Жду вас у кинотеатра. В моем распоряжении не более получаса.
— Едем, — кивнул я Ханову. Колесов топтался у кинотеатра.
— Привет, — нагнулся он к дверце машины. — Подвезете?
— Давай, садись, — усмехнулся Ханов.
Колесов влез в машину.
— В общем, так, — начал он. — Еду… в пионерский лагерь. Приказ «Дмитрия Петровича». Кстати, кличка у него Сивый. Я слышал, как хозяйка его называла. Авдотьей зовут.
— Дальше, — поторопил я.
— Пионерский лагерь называется «Металлург». Там работает сторожем некий Сидоров. Вернее, работал. Сивый знает, что его сегодня задержали и увезли в милицию. Авдотья ходила в универмаг на разведку. Сам Сивый нетранспортабелен. Едва ходит. Не то подвихнул, не то растянул ногу. Распухла. Кровоподтек на опухоли свеженький. Значит, повредил ногу не раньше, чем сегодня ночью. Я сам накладывал ему водочный компресс, так что хорошо разглядел.
— На кой черт ты едешь в лагерь, если Сидорова там уже нет? — спросил Ханов.
— А он и не нужен. В колодце, рядом со сторожкой, спрятаны кое-какие вещи. Мне велено их достать и привезти сюда. Все это я должен обтяпать в течение ночи. Туда на автобусе до соседнего города, там восемь километров пешком до лагеря. В сторожке возьму лыжи и обратно по речке до самой станции Гора. Ждут они меня к четырем-пяти утра. Похоже, собираются менять место жительства. Как я понял, Авдотья еще утром сходила на вокзал за билетами.
— Но как ты изымешь вещи, если в лагере находится сторож? — спросил Ханов.
— В «Металлурге» сторожа нет. Отчим Сидорова лежит в больнице.
— Вот черти! — хлопнул себя по колену Ханов. — И это знают!
— Они даже знают, что в соседнем лагере дежурит алкаш. Поливанов его фамилия. Так он всегда пьян. Опасности от него никакой. Ну, а если возникнут непредвиденные обстоятельства, велено трахнуть его по чердаку. И всего делов.
— Значит, делаем так, — сказал я. — В лагерь ты не едешь. Туда поедет опергруппа и изымет все барахло. Тебя же отвезем в дом моего родственника. Пока там отсидишься. А этого «Дмитрия Петровича» задержим сегодня же вечером.
— А повод? — спросил Колесов.
— А разве не он был сегодня ночью в поселке Лесное у Красноперова? — вопросом на вопрос ответил я. — Не там ли он повредил ногу, прыгая с поезда? Он ведь не на станции садился. Собака нас вывела в лес. Значит, и сходил с поезда не на станции Гора, а где-то на перегоне. В его возрасте прыгать на ходу занятие не безопасное.
— А кроме всего, — галоши, — подсказал Ханов. — Сдается мне, что лаковые туфли, которые видела Смолина в Горноуральске, и отпечатки, обнаруженные нами в Лесном, на месте убийства Красноперова, — обувь одного покроя.
— Кстати, что курит твой «Дмитрий Петрович»? — спросил я.
— Сигареты «Памир».
Отправив Пискунова к прокурору района, мы с Хановым решили прикинуть план задержания Сивого. К самому нашему возвращению в отдел опергруппа уже закончила проверку Мигалевой и ее жильца «Дмитрия Петровича». Выяснилось, что фамилия у него Епифанов, зовут Митрофан Игнатьевич. Работает истопником в местном приходе. Мигалева тоже устроилась в церкви. Продает свечи и крестики.
Теперь следовало тщательнейшим образом изучить дом Мигалевой. Он стоял в переулке и своими огородами выходил на межу следующего участка, таким образом был как бы зажат между огородами домов, находившихся на параллельных улицах и противоположного переулка. Весь приусадебный участок был равен примерно девятнадцати-двадцати соткам, и, если заходить к дому со стороны огорода, необходимо было преодолеть расстояние не менее семидесяти-восьмидесяти метров голого, как ладонь, пространства.
Сам дом представлял собой крытую наглухо усадьбу. В двадцати метрах от дома притулилась к забору соседнего огорода небольшая банька с предбанником и поленницей дров.
— Прямо рыцарский замок! — произнес Ханов. — Да еще собачка… Поднимет лай, вой…
Вернулся Пискунов.
— Ну, как? — чуть ли не в голос спросили мы.
— Получено разрешение на задержание и производство обыска, — сообщил он. — Прокурор сам обещал туда подъехать.
— Тогда присоединяйся, — предложил я. — Мы тут маракуем, с какого боку подступиться. Колесов говорит, что видел у Сивого в доме ружье. Тут, сам понимаешь… Кто его знает, как все может обернуться. Жертвы нам ни к чему.