И вот одна из небесных всадниц уже рядом. Сняла шлем, и Василь увидел красивое лицо со смелым разлетом бровей. Темные волосы вились на ветру и вплетались в черную тучу.
— Я знаю тебя, ты Василь, — услышал юноша голос, слившийся с голосом бури.
— Верно! Но откуда знаешь?
— Я самая вещая из валькирий.
— Брунгильда! — воскликнул Василь. — Постой! Куда же ты?
Но валькирия, коснувшись рукой его куртки, умчалась в крутящуюся мглу. Василь взглянул на куртку и увидел огненный знак «Валькирии».
— Ура-а! — возликовал он.
Все ребята знали: знак этот связывает человека с космосом. Он станет разведчиком дальних миров! Василь скакал по туче, как по крыше мироздания, и в кричащей буре, в раскатах грома слышал грохот миров я звездных потоков, зовущий гул планет и пугающий рев черных дыр. Это было братание с грозными стихиями вселенной. И был опаляющий восторг, была захватывающая душу удаль, блаженство избранных.
А волшебный конь парил в небесах, временами спускался ниже туч, потом взмывал ввысь и снова снижался. Вдруг он коснулся копытами трав, вихрем пролетел по равнине и растаял.
Василь обнаружил, что стоит на холме рядом со своими товарищами. Вместе с ними он вглядывался в клокочущую черную мглу, освещенную взмахами молний, и звал небесных спутниц:
— Валькирии! Валькирии!
Но все было напрасно. Уже очистилось полнеба, и дождевые ручьи, засверкав на солнце, с шумом сбегали с холма. А туча, погромыхивая и вздрагивая огненными всполохами, уходила все дальше и дальше.
Неужели вместе с ней уходит самая сказочная пора жизни и останутся всего лишь вот эти знаки зрелости на груди? Но знаки удивительные: в овале — живое грозовое небо и упругая молния, извивы и изломы которой складывались в слово «Валькирии». Выпускники с затуманенными грустью глазами провожали тучу и махали руками:
— Прощайте, валькирии! Прощайте!
— Ребята! — воскликнул вдруг Нильс Ларсен и показал на девушек. — Нам нечего грустить. Валькирии не улетели и всегда будут с нами. Вот же они!
И Василь словно новыми глазами взглянул на своих спутниц. Разные эго были девушки: рослая гречанка Юнона и невысокая хрупкая кубинка Тереза, смуглая итальянка Сильвия и белокурая, никогда не загорающая Таня Мышкина. Ее присутствие здесь на миг заставило Василя усомниться: уж не допустила ли Сфера Разума промах? Застенчивая и тихая Таня Мышкина, которую он с детства привык называть Тихой Мышкой, — и вдруг в дружине покорителей космоса?.. Но, вглядевшись внимательней, Василь обнаружил в Танином лице что-то неожиданно твердое, что-то такое, что роднило и ее, и всех этих вчерашних школьниц с промелькнувшими в грозном небе девами-воительницами.
— А ведь верно, — сказал Василь. — Это наши амазонки. Валькирии космоса!
Девушки смеялись и в ответ называли своих спутников викингами звездных морей.
Тем временем туча, уползла за горизонт. За ней вдогонку неслись разрозненные хлопья облаков, похожих на стаю розовых птиц.
Ребята собрались было разлетаться по домам, но тут в небе проплыла еще одна небольшая, но грузная, перенасыщенная влагой тучка и обрушила шумные каскады воды. В лучах закатного солнца дождевые струи выглядели золотыми. Девушки запели и закружились в вальсе. Парни хохотали и прыгали по лужам, взметывая облака искрящихся брызг. За сияющей сеткой дождя девушки казались призрачными, сказочно нереальными. И парни, глядя в их сторону, кричали:
— Валькирии! Валькирии!
А в ответ сквозь клекот ливня слышали звонкие девичьи голоса:
— Викинги! Викинги!
«Где-то сейчас Аннабель Ли?» — вдруг подумал Василь. Вот бы она увидела его в эти минуты! Парень с грозовым знаком «Валькирии» уж вряд ли напомнил бы ей слабодушного Пера Гюнта…
Утром следующего дня валькирии и викинги — все семнадцать юношей и девушек — предстали перед приемной комиссией Академии Дальнего Космоса.
— Слышал уже о вас! Слышал! — с улыбкой сказал председатель комиссии. — И даже немножко видел в небе! Ну что ж, братья и сестры грозы, у нас нет оснований не верить Сфере Разума, а потому будете учиться у нас. В вашу группу включим еще четырех вполне достойных вас девушек с Марса и вот этих трех русских богатырей.
И председатель показал на трех статных парней. Василь чуточку позавидовал: на их куртках красовались совсем уж уникальные, никогда и никем не виданные отметины Сферы Разума — пахнущие степной вольницей знаки былинного богатыря Ильи Муромца.
Алексей Константинов
НОКТЮРН
О чем невозможно теоретизировать, о том следует рассказывать.
Смеркалось. Сырой непогожий четверг лениво погромыхивал отдаленной грозой. По просторной двухкомнатной квартире, не зажигая огня, бродил задумчивый, лет тридцати шести, худощавый блондин в щеголеватом темно-сером костюме и в мягких домашних тапочках на босу ногу. За незашторенным окном, дожидаясь конца недели, мерз темный город. В субботу теплый циклон разгонит водянистую муть, улицы расцветятся зонтиками ярмарочных павильонов, скверы и парки утратят дикость, а свободные от дел горожане потянутся на пляжи и к киоскам с газированной водой. По крайней мере, таков был безобидный хронопрогноз из последнего, дошедшего еще с полгода назад сообщения их десантного трансвременного модуля «ка-27/28 бт». Это в субботу. Мужчина взглянул на часы, сейчас без четверти девять, значит, через три пятнадцать, в четверг, закончится эпоха. Он тяжко вздохнул и продолжил прерванное было движение. Вот уже минут сорок, если не больше, как он слонялся по своей холостяцкой квартире в поисках запропавшего галстука. Того, голубого с отливом, очень неудобного, вечно давящего и уползающего набок. Галстук был своего рода данью традиции, надевался крайне редко и в исключительно ответственные моменты жизни своего хозяина. Сегодня как раз и случился такой вот момент — блондин собирался повеситься. Но вредный галстук упорно не желал найтись. Это очень смахивало на издевку, и мужчина слегка нервничал, заглянул даже в мусорное ведро: нет, конечно, откуда ему тут взяться? Озадаченно похмыкал и потащился назад в комнату раз на десятый потрошить платяной шкаф. Спальня уже давно стояла вверх дном, там делать нечего, а вот в шкафу, на полке с постельным бельем, кажется, он еще не смотрел.
Утром по дороге в Отдел он, как обычно, завернул к шефу. В приемной Ника тщательно рисовала себе левую бровь, видок у нее был изрядно похмельный, и бурно проведенная ночь читалась в глазах, как в зеркале. Сам сидел в кабинете и, тоскливо подперев щеку, забывал курить, сигарета тлела в отечных старческих пальцах, осыпаясь пепельной трухой на полировку орехового стола. На приветствие Сам длинно посмотрел сквозь него и молча двинул по столешнице малиновый бланк телекса спецсвязи. Противно засосало в желудке, он мельком глянул на бумагу и снова, уже в замешательстве, на шефа. В бланке оттиснулось единственное слово: «Случилось». У Самого в верхах имелись связи, и немалые, информации, к прискорбию, можно было доверять. Сразу стало пусто и глухо. Они ничего не сказали друг другу, отвели глаза. Он еще постоял, помедлил, повернулся и тихо вышел. В Отдел не попал, осознал себя только на улице, когда дождь вымочил насквозь. Вернулся домой, заблокировал замок, отключил телефон, звонок, сигнализацию и сел в кресло. Весь день курил, по очереди пил то водку, то транквилизаторы и смотрел, как в телеэкране беззвучно играют скорбные скрипачи, творя панихиду по рушащимся где-то этажам власти. Ближе к вечеру он тщательно побрился, надел свежее белье, костюм, взялся за поиски галстука, да так вот и бродит с тех пор, давно бы уж вздернулся!
— Вот же нечистая сила, — бормотал мужчина по адресу скрывшегося галстука, перетряхивая в шкафу простыню за простыней. — И так в доме, как после обыска! У нас, черт возьми, свобода или опять, как всегда? Ну был телекс, был, ну вернулись порядки, так все лишь завтра узнают, А галстуки что, уже сегодня от рук отбились?