— Понял: молния в небе — начало операции.
— Только не забудьте рассказать о сне. На все про все вам дается полчаса. В течение этого времени мы полностью заблокируем район от темных. Но всего лишь на полчаса. Постарайтесь уложиться в срок. В противном случае неизбежны осложнения.
— Неужели я за полчаса не сумею рассказать о сне?
— Как знать. И еще одно, Владислав Львович: ваш мозг имеет защиту в несколько уровней, старайтесь избегать… э-э… острых ситуаций. Надеюсь, вы не раздумали?
— Нет.
— Я думаю, можно приступать, — сказал Януш, повернувшись к Эльзе Марковне.
Та утвердительно кивнула головой. Равин встал, заправил рубашку в брюки, увидел свои носки.
— Подождите-ка! — Он оглядел всех недоуменным взглядом. — Как же я на вокзале появлюсь в одних носках?!
— Действительно! — встревожилась Эльза Марковна.
— Возьмите мои туфли. — Януш быстро разулся.
Равин надел туфли, притопнул.
— Жмут в пальцах. Ну, да полчаса с божьей, то есть, с вашей помощью протерплю.
…Он оказался на пустынном перроне, хотя ему обещали большое людское скопление, Над вокзалом висел плотный туман. Свет фонарей расплывался желтыми пятнами. Невнятно гудел голос диспетчера, вяло переругивающегося с кем-то по громкой связи, на дальних путях лязгал сцепами невидимый в сумраке состав.
Влажный ночной воздух проник под рубашку, и волна мурашек пробежала по телу. Равин зябко передернул плечами. Итак, отсчет времени начался. Он с трудом разглядел на сером, висящем над перроном табло надпись «Время московское» и цифры «0–15». Владислав Львович обогнул здание вокзала, спустился по сырым ступеням. Несколько человек, ожидавших такси, были одеты в куртки и плащи.
«Елки-палки, — подумал Равин, — сейчас весна ила осень?! Холодно, а я в одной рубашке!»
— Гражданин! — раздалось сзади.
Равин, вздрогнув, оглянулся. Сержант милиции, одетый в шинель, похлопывал по голенищу сапога «демократизатором» и красноречиво его рассматривал.
— Что-нибудь случилось, гражданин? Вас обокрали?
— Нет, сержант… — Равин обхватил себя за плечи руками, потоптался, пытаясь согреться и заодно придумать ответ. — Я это… Я с ташкентского поезда.
Видимо, ответ сержанта не удовлетворил, и он, хмуря брови, продолжал шлепать дубинкой по голенищу.
— Слышь, браток, — сказал Равин доверительным тоном, — где сейчас водку купить можно? Не подскажешь, а?
Сержант вздохнул, посмотрел по сторонам.
— На поезд не опоздайте, — произнес он скучным голосом и стал неторопливо подниматься по ступеням крыльца в вокзал.
Равин посмотрел ему вслед, сплюнул, повернулся к стоянке.
Из тумана на привокзальную площадь вынырнуло такси с красным огнем на крыше и остановилось рядом.
— Что, братка, водки надо? — спросили из темного салона.
— Сам могу продать, — зло ответил Равин, но все же подумал: «А может, сгонять домой — дома деньги есть, купить бутылку. Может, успею?»
В этот момент в небесном туманном сумраке беззвучно расцвела голубая веточка молнии.
«Началось», — огорченно подумал Равин.
Тут же из тумана появились белые «жигули». Они медленно подъехали к стоянке, остановились.
— Наконец-то! — проворчал под нос Равин, успевший основательно продрогнуть, — Соизволили машину подать!
Дверца автомобиля открылась, из нее вышел человек и воскликнул:
— Кого я вижу! Владислав Львович!
Равин оторопел. К нему шел Червякин. Равин попятился. Червякин подошел, протянул руку, улыбаясь во весь рот.
— Еду вот, от друзей. Дай, думаю, загляну на вокзал, вдруг кто из знакомых приехал и ждет такси, И вот вы. Вам куда, Владислав Львович.
Равин машинально пожал сухую ладошку.
— Мне-то? В аэропорт.
— Ну так садитесь, подвезу.
— Так ведь вы это… Вы же домой, наверное, едете?
— Пустое. — Червякин похлопал Равина по плечу. — Я все равно не хочу спать. Садитесь, подброшу.
«Что-то тут не то, — лихорадочно соображал Равин. — Хотя нет. Молния была? Была. „Жигули“ белые? Белые. В „Жигулях“ знакомый? Знакомый. А Януш имени знакомого не назвал. Может, так надо?»
— Садитесь же, Владислав Львович. — Червякин открыл дверцу.
«Была не была», — подумал Равин. В салоне было тепло, пахло сигаретами и чем-то еще.
— Какой сегодня туман замечательный, — сказал Червякин, выводя машину с привокзальной площади. — Неплохо ваши друзья заблокировали район. — Он повернулся к Владиславу Львовичу и улыбнулся.
Равина охватила дрожь, и он никак не мог ее унять.
— Вы еще не согрелись? — Червякин покосился на заднее сидение. — Максвел, коньяк человеку.
За спиной у Равина послышалось сопение, и в его щеку ткнулся знакомый золотой поднос с полным стаканом и яблоком.
Равин мотнул головой и с трудом выдавил из себя:
— Благодарю. Не буду.
— Как хотите, — Червякин пожал плечами. — Максвел, брысь.
Поднос исчез, и сопение за спиной прекратилось.
Они уже выехали на шоссе. До аэропорта оставалось пятнадцать минут пути.
— Сколько сейчас времени? — спросил Равин.
— А сколько вам надо? — спросил в ответ Червякин и хихикнул.
Этот вопрос поверг Владислава Львовича в смятение. «Что же делать? Неужели я в западне? — мелькнула, мысль. — Неужели прокол операции? Хотя стоп, Януш мне настойчиво втолковывал, чтобы я уложился в полчаса. Он говорил об этом несколько раз… Выходит, он именно эту встречу имел в виду… Но какая тут может быть логика? Почему я должен сообщить о сне именно Червякину? Он же этот… Тот самый… Сами бы взяли и сказали ему. Ах да, светлые с темными не контактируют, между ними контакт просто невозможен. Я выполняю роль посредника? Потому, что я серый?.. И если я сообщу Червякину о сне… Тем самым темные будут знать, что о готовящейся трагедии известно светлым. А если я в ловушке и операция провалена? Если это не Червякин, а сам… Бог ты мой! Сзади сидит Максвел, значит за рулем не Червякин!..»
— Владислав Львович?
— Что? — Равин вздрогнул.
— До аэропорта осталось три минуты пути. Время нашего рандеву истекает. Что вы мне имеете сообщить?
— Я?! Э-э-э…
— Не тяните резину, Равин. Район заблокирован, вы сами тоже заблокированы, я не могу читать ваши мысли. Излагайте суть дела.
Равин откашлялся. Вдалеке в тумане зажелтели огни аэропорта.
— Это… Ростислав, э-э… Мстислав… Извините, я забыл ваше имя-отчество.
— Неважно. Сие не имеет значения. Говорите.
— Хорошо. Короче, мне приснился сон.
— Интересный?
— Да. Очень. На космической станции погибли два наших космонавта…
— Ясненько, — произнес Червякин с непонятным оттенком в голосе. — И что же с ними случилось?
— Ну-у, там люк не закроется. Они выйдут его закрывать. Закрыть-то потом закроют, но в станцию не попадут. Вот.
Червякин в диком вираже развернул машину перед зданием аэропорта. Завизжали тормоза. Равин чуть не влип в лобовое стекло.
— Пошел вон, — сказал Червякин, не глядя на Равина.
— В смысле? — растерялся Владислав Львович.
— Из машины вылезай, дятел дровяной!
Равин открыл дверцу, выставил ногу наружу.
— Стой! — сказал тихо Червякин. — Может быть, в твоем сне было сказано еще и о том, когда это произойдет?
— Обязательно! Это произойдет через два дня.
Червякин опустил голову. Кулаки его сжимались и разжимались.
— Ладно, не все коту масленица. — Он посмотрел m Равина, цыкнул зубом. — Гляжу сейчас на тебя и думаю; сидит передо мной этакий рукотворный парадокс о двух ногах — уже-не-человек и еще-не-Человек, стоит и с наивностью ребенка смотрит мне в рот, ловя каждое слово. Ты нашу акцию просто-напросто сглазил, ясно тебе или нет? Наделил же Вершащий Судьбу Мира некоторых этим идиотским свойством! Только, Равин, не думай, будто сегодняшняя история сойдет тебе с рук. Мы еще потягаемся, кто кого… А теперь проваливай.
— Прощайте, — сказал Равин и вышел из машины.
— До встречи, — сказал с ледяной усмешкой Червякин.