«Вот эти двое, — думал Равин, замыкая четверку, — Бэбел и Викторка, после армии приедут ко мне. У обоих никогда не будет детей — слишком много успели поболтаться по площадкам. Викторка, к тому же будет долго лежать в больницах со щитовидной железой и, в конце концов, сопьется».
— Привет, Танюшка! — заорал кому-то Викторка. — Как дела? Лечишь или калечишь?
Владислав Львович оторвался от размышлений, узнал медсестру, часто ходившую на танцы, кивнул.
Викторка продолжал, заведенный одним видом хорошенькой девушки:
— Сегодня танцев не будет! Так что не приходи. Все на «войне». А эти лабухи толстомордые, — он ткнул пальцем в Бэбела и Равина, — сейчас нажрутся до потерн памяти… — Викторка не договорил и во весь рост растянулся на земле. Его сапоги захлестнула петля из тонкой проволоки.
— Такую засаду мне испортил! — с сокрушенным видом воскликнул Бэн. — Думаешь, я в отпуск не хочу? Я специально на подполковников петлю ставил. Повадились по ночам вокруг шататься… Последнюю свинью украсть решили.
«Я не в прошлом, — подумал Равин, помогая подняться Викторке и ненавязчиво сбивая ребром ладони снег с его задницы — Не устраивал Бэн засад на подполковников. Да и подполковникам с какой стати свиней красть?».
Столовая оказалась почему-то на втором этаже, что опять же дало Равину лишний повод подумать, куда его забросило. Она была совершенно пуста. Сели в углу у окна с прекрасным видом на гауптвахту. Бэновский корефан грузин Вано выставил гору еды: полный бачок вареного мяса, тарелку винегрета и тарелку селедки, а в довершение изобилия кастрюлю компота.
Равин поднял селедку за хвост.
— Буду помнить много лет селедку в праздничный обед и сердцу милый, красный винегрет! — продекламировал он и разжал пальцы с таким видом, словно собирался проверить, распространяется ли закон всемирного тяготения на рыбу в пряном посоле.
— Я тебе завидую, — сказал Бэн, — и как у тебя со стихами легко! Взял рыбину за хвост и тут же понес рифмами. Я весь на дерьмо изойду, пока рожу две строчки.
— Это не мои стихи, — честно отозвался Равин, решив не присваивать чужой славы. Он понял, что действительно находится не в прошлом, коли ребята не знают этой песни. В настоящем прошлом ее пела вся дивизия.
Когда поглощение пищи приблизилось к финалу, дверь, в столовую открылась, и на пороге появился капитан с красной повязкой начальника караула поверх рукава шинели. Он сделал нерешительный шаг и замер, как бы раздумывая: есть ли смысл обедать в совершенно пустой столовой.
Корефан Бэна вскочил со стула и исчез в раздаточной.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — закричал Викторка, привставая и делая загребающие движения руками. — Заходите, присаживайтесь к нам.
— Здорово, воины, — ответил капитан, подходя с лукавой улыбкой. — Обедаем? — Он поздоровался со всеми за руку.
Равин тоже привстал, пожал руку, хотя и не помнил капитана. Тот снял шинель, придвинул стул к столу, сел, крикнул в сторону окна раздачи: «Бармен, какого черта?! Обед офицеру!» — и посмотрел в лицо Равина.
Равин напрягся. Ему подумалось, что капитан сейчас скажет: «А вот вас, рядовой, я что-то не припомню. Вы из какой жизни к нам попали в часть?». Но капитан сказал совсем другое:
— Сегодня отдыхаем? Все на тревоге, и танцев не будет?
Равин, помня разговор о тревоге, кивнул головой.
— Вы, говорят, — продолжил капитан, сделав движение рукой в сторону Бэбела, — новую песню сочинили? Кажется, что-то о рябине?
«О черемухе!» — чуть не вырвалось у Владислава Львовича, но он тут же спохватился.
Бэбел с важным видом сплюнул косточку в пустой стакан.
— Правду говорят. Есть такой грех. Если бы не тревога, сегодня бы играли. Тревога, мать ее… А гауптвахту по тревоге куда девают? Вот если настоящая тревога, не учебная?
— Она и так не учебная, — сказал Викторка.
Викторка, будучи главным радистом дома офицеров, постоянно находился в курсе событий.
Капитан посмотрел на Викторку, пожал плечами:
— Жду особого распоряжения начальника гарнизона.
— А что они там делают, товарищ капитан? — Викторка ткнул пальцем в окно.
Во дворе гауптвахты прохаживался часовой с автоматом, а у самого забора трое «молодых» под чутким руководством «деда»-штрафника раскачивали будку клозета.
— Суббота — паркохозяйственный день, — ответил капитан.
— А за что туалет-то? — спросил Бэбел и, выудив из кастрюли вишенку, закинул ее в рот.
Все с интересом наблюдали за происходящим во дворе гауптвахты. Будка после дружных усилий была опрокинута, ее отволокли в сторону. Откуда-то достали пилы, и все четверо принялись пилить под корень грязно-коричневый сталагмит. Спилив, они пинками вогнали его на носилки и потащили за здание гауптвахты.
Бэбел сплюнул косточку в стакан.
— А что бы его топором не колоть? Викторка красноречиво постучал себе по голове.
— Дура ты, Бэбел. От топора осколки в лицо летят.
— Ладно вам, нашли обеденную тему, — сказал капитан, повернулся к раздаче и крикнул: — Бармен, я что, два часа ждать буду?
Все это время из кухни доносились отголоски какого-то странного диалога, а после окрика капитана несколько раз лязгнуло железо, затопали сапоги и наступила тишина.
За столом повисло недоуменное молчание.
— Мужчина, хватит наглеть, — сказал капитан с раздражением.
— Вано! — Бэн поднялся и направился к раздаче. — Ты помер, что ли? — Бэн подошел к окошку, влез в него по пояс и, как ошпаренный, выскочил оттуда. Лицо его стало белее мела. — Т-товарищ капитан… — сказал он и замолчал.
— Что случилось, мать вашу! — Капитан поднялся и направился к раздаче.
Все вскочили и двинулись за ним.
— Ни… себе!!! — сказал капитан, остановившись на пороге, и, помедлив, шагнул в раздаточную.
Равин шагнул следом и увидел жуткую картину. На полу в луже мяса с подливом лицом вниз лежал Вано, из его спины торчала рукоять штык-ножа. Вокруг валялись опрокинутые бачки. Следы сапог из лужи вели на лестницу, к черному выходу.
— Бэбел, Викторка, ну-ка быстрее вниз, догоните этого гада, — сказал капитан. — Только, мужики, следы не затопчите и врача сюда, — крикнул он вдогонку, потом тихо добавил: — Без толку догонять, ушел уже… — Осторожно, стараясь не наступить на валяющиеся повсюду куски мяса, он подошел к Вано.
Вано застонал. Капитан присел на корточки.
— Ну-ка, помогите мне.
Бэн и Равин приподняли Вано. Тот громко застонал, мотнув головой и уронил ее на грудь. Капитан, снизу заглядывая в его лицо, спросил:
— Парень, ты меня слышишь? Кто тебя?
Вано захрипел, и сквозь хрип все услышали:
— Подполковник… Пьяный в задницу… За мясом приходил… — Тело его обмякло. Вано потерял сознание.
— Клади назад. — Капитан встал. — Опять эти сволочи!.. Одного не пойму: почему они, когда мяса хотят, пьянеют?..
В этот момент в раздаточную вбежали медсестра Таня и два майора медицинской службы. Через секунду за ними ввалились двое срочников с носилками.
Снизу по лестнице загрохотали сапоги, и в дверях появились запыхавшиеся Бэбел и Викторка.
— Не видели никого, товарищ капитан, — заговорил Бэбел. — Следы ведут в лес, а там троп протоптанных — сам черт не разберет… Собаку надо и БМП. Мы далеко в чащу не рискнули заходить. Вдруг он не один…
— Чешите быстрее отсюда, пока патруль не подошел, — капитан быстрым шагом направился в зал за шинелью.
На пороге Равин оглянулся. Китель на Вано разрезали и бинтовали тело. Вокруг ножа на бинтах проступала алым пятном кровь. Один из майоров глухо выругался и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Честное слово, как грибы после дождя!.. Откуда их столько появляется?
«Сява, ты скоро?» — окликнули Равина, и он пошел к ожидавшим у входа друзьям. Потрясенный случившимся, он шел, как сомнамбула, к бэновской каптерке, стараясь не соскользнуть с тропы в сугроб. Сам едва не угодил в бэновскую петлю, подумав при этом, что дурдом какой-то здесь царит: петли на тропинках, подполковник-убийца, подподковник-похититель свиней…