8
Он с высоты смотрел на какой-то город. Кэкстон затаил дыхание, потому что…
Это был тот город из фильмов Арлея. Все небо было в «Полетах». Тысячи «Полетов». Но на жилой улице, как он заметил, были и обычные прохожие.
Первый изумленный взгляд не заметил никаких других средств передвижения, кроме «Полетов».
То, что он увидел в этом городе, не очень отличалось от многоэтажных городов-гигантов его времени. Казалось, было больше блеска, сверкания, больше солнечного отражения. «Больше стекла? — подумал Кэкстон. — Или, возможно, прозрачного пластика?»
Эти мимолетные наблюдения прошли своим чередом. И вот тогда возникла в голове мысль: «Какой город? Какой год?»
Мгновенно, с этой мыслью, к нему вернулся прежний страх.
КАКОЙ ГОД?
Он повернулся. Увидел какую-то дверь и побежал к ней. Она открылась от его прикосновения, за ней были ступеньки, ведущие вниз, в украшенный проход к большой стеклянной двери, которая вела к следующим ступенькам. Он оказался на улице.
Когда он через едва заметные двери вышел на нечто похожее на пластиковый тротуар, частица здравого смысла вернулась к Кэкстону. «Я могу заблудиться».
Возбуждение, ненормальная нервозность остались. Но после этого понимания он смог заставить себя остановиться и осмотреться. Здесь на уровне улицы он увидел, что дом, из которого он почти что выбросился, был единственным на самом верху склона.
Это вселяло уверенность. Такое трудно потерять. «Все, что я хочу — это взглянуть на какую-нибудь газету…» На газете будет число и название города. Он схватит ее, посмотрит — и сразу же бросится назад к дому, в комнату, где странный туман образовывал проход к какому-то гигантскому зданию, через которое он прошел из другого времени.
Кэкстон увидел, что справа, в квартале от него, здания имели форму и очертания торгового центра, и ринулся туда.
Он бежал мимо людей, одетых в блестящие свободные костюмы и куртки. У многих на спине он видел соответствующего цвета «Полет», перевязанный через плечи и подмышки.
Именно осознание различия в одежде между ним самим и остальными остановило Кэкстона. Он четко чувствовал, что человек, одетый в нездешний старомодный костюм, должен идти спокойно.
С этой мыслью, сдерживающей его порыв побежать, он добрался до торгового центра. На этой более оживленной улице тоже не было транспорта, но было больше людей. Как ему показалось — несколько сот.
Вид был совершенно завораживающий. То и дело кто-нибудь на «Полете» слетал с неба или взлетал с тротуара… Сначала Кэкстон каждый раз затаивал дыхание. Каждый раз появлялся страх, что человек, взлетая, упадет, или приземлится слишком быстро. Однако он понял, что для них это было привычным делом, и было их так много, что лучше было побеспокоиться о себе. И вновь именно собственная внешность обеспокоила его.
«Я, должно быть, выгляжу очень странно», — подумал он.
Но на самом деле люди едва смотрели на него, и это вернуло его к варианту старого убеждения: это был большой мир, даже еще в 1970-х это было так. У любого человека было только двадцать четыре часа в сутках, и поэтому он был занят только собой. Обыкновенный эксцентрик не мог отвлечь его.
«Может, я актер, иду с репетиции… Откуда им знать? Да и какое им дело? Там, дома, люди никогда не задерживали взгляд на странного вида прохожих».
То же самое происходило и здесь, поэтому он мог смотреть свободно. Охватившее его возбуждение не имело параллелей в его прежнем опыте. Здесь были дети детей людей его собственного времени… «Бог мой, как здорово!»
В таком приподнятом настроении он прошел целый квартал. Он просто смотрел в витрины и открытые двери магазинов. Несколько раз у него было смутное побуждение остановиться и разглядеть то, что он видел. Но он даже не мог замедлить шаг, ноги сами несли его вперед. Однако, он заметил, что магазины не слишком отличались от магазинов его эры. И это не удивляло его. Продавцы и товары уже тысячи лет существовали в человеческом мире.
Тем не менее, это успокоило Кэкстона. Это была некоторая близость, которая даже поглотила часть его растущего волнения из-за того факта, что он не видел ни газет, ни журналов.
«Придется кого-то спросить», — подумал он, слегка встревоженный. Еще более встревожило, что он не представлял себе, как задать такой вопрос.
Все, что он хотел знать, это числа: день, месяц, год.
Казалось, так немного. И все же у Кэкстона было грустное убеждение, что люди не отвечают на такие вопросы. День, да.
Например можно сказать, что вы не знаете — сегодня двадцать второе или двадцать третье. Но после того, как вам ответят, и вы скажете: