— Как раньше, — сказал тот.
— Да нет, вовсе не так.
Менкель взялся опять за велосипед и обратил внимание на то, что старик заметил мясо на багажнике.
— Пошли.
Старик направился к дороге.
— Да погодите вы! Я просто хотел с вами поговорить. И больше ничего.
Глаза старика, до странности белесые глаза, блуждали между двором, холмом, полицейским и собакой. Бим яростно рычал. Старик отшатнулся, а потом, указав трубкой на мясо на багажнике, сказал:
— Это я.
— Знаю. Но пока у меня только этот кусок, я ничего не могу предпринять.
Старик стал рассказывать. Если отбросить многословные красочные отступления, то выходила просто чудовищная история.
Несколько бывших солдат вермахта, сразу же после того как здесь прошли советские войска, обосновались в деревне и сколотили банду. В каждом втором доме жил один из этих ландскнехтов. Каждый день они меняли один дом на другой и таким образом держали в подчинении все четырнадцать крестьянских дворов. Сначала они думали лишь о том, как бы наесться досыта. Но быстро сообразили, что здесь можно делать деньги. Они терроризировали деревню методами, в общем-то, заимствованными из прошлого. Именовали себя «торговой группой» и снабжали спекулянтские кабаки и бары в городе. Ездили на трех машинах — по двое на одной.
Так что еще один человек обязательно оставался в деревне. Это был «комендант».
— Они вооружены?
Старик криво усмехнулся:
— У них целый склад боеприпасов. Но, к сожалению, никто из нас не знает, где он.
— Почему вы рассказываете мне об этом?
— Потому что больше вам никто не расскажет. И потому что должен же быть конец этому постоянному страху и всем этим ужасам.
— Что вы имеете в виду?
— Они пытают. До чего только эти мерзавцы не додумались! Они устраивают настоящие судебные процессы — с обвинением, вынесением приговора, который тут же исполняется. При исполнении обязана присутствовать вся деревня.
— А что полагается за предательство или, скажем, за то, что кто-нибудь из вас донесет? — Менкель посмотрел старику прямо в глаза.
— Смерть.
Менкель старался не показать, как он ошеломлен.
— Я ближе всего к краю могилы. Но этому бедствию должен быть конец.
— Почему вы мне доверяете?
— Сам не знаю. Вы говорите — доверие? Я его уже давно потерял. Как волосы и зубы. Но мне хотелось, чтобы кто-нибудь пришел. Пришел ты. Я увидел тебя и подал знак. Ты его нашел и понял. Доверие? В моем возрасте им не расшвыриваются.
— А кто еще меня видел?
— Наверняка все. В деревне много глаз.
— И «комендант» тоже?
— Наверняка нет. Иначе он уже давно бы сделал тебе дырку в голове.
— Значит, обо мне еще никто не донес?
— По всей видимости.
— Что там с этой рожей? Пес успел сожрать кусок.
— Ничего. Дай ему и остальное. Ему это не повредит.
— Но ведь это вещественное доказательство!
— Это было нужно, чтобы ты заглотнул наживку. А так вся деревня полна доказательств. Раньше мы сжигали трупы таких животных или закапывали. Но «торговая группа» сбывает все. До единой косточки. Каждую ночь они забирают «товар». Я уже больше не могу этого видеть. Если бы они жрали это сами…
— Каждую ночь? Значит, и сегодня?
— Зачем бы я тогда стал подбрасывать тебе мясо?
Старик приблизился к Менкелю так, что тот почуял запах его не горевшей трубки. Менкель отвернулся.
«В хорошенькую же историю я попал! Вот так — вдруг, неожиданно иметь дело с бандой в семь человек, с семиглавым огнедышащим драконом!»
— Что, уже полны штаны?
— Еще нет. Но то, что я узнал, многовато для одного раза.
Он мог отправиться в город и доложить шефу. Но, может быть, было уже поздно? Иногда в человека вселяется бес, и, наверное, именно сейчас он вдруг вселился в Менкеля.
— Сколько человек приедет сегодня?
— Думаю, двое. Как всегда.
— Итого, трое. И нас тоже трое.
Он положил ладонь на голову Бима.
— Меня не считай. Я свое дело сделал.
Менкель раздраженно посмотрел на старика. Нужно взять сразу всю банду. А при теперешнем раскладе четверо остаются вне досягаемости.
— Мне нужно съездить за подкреплением.
— Я так и думал.
Старик поднялся.
Пес, не спускавший с него глаз, поднял хвост. Менкель успокоил его:
— Не надо, Бим!
Собака улеглась.
— Это же гиблое дело, если действовать одному.
— Тебе лучше знать, сынок.
По-видимому, старик считал вопрос исчерпанным.
Менкель вновь почувствовал раздражение. Надо же — ни разочарования, ни гнева, ни насмешки. Просто: «Я так и думал», и все. Так же, как говорят: «На улице дождь».