«Он один. Мы можем ликвидировать его без всякого риска…».
«Я сказал — не мешайте мне!»
«Да, учитель», — отступился к'тор.
Алесто, перешагивая через обломки, направился к ближайшему из оставленных его снарядами проломов.
Как он и предполагал, тот открывался непосредственно в аккуратно замощённый внутренний двор. Низкие скамеечки, небольшой бассейн с фонтаном в виде раскрытой ладони, увивающий стены плющ… Когда-то там царили покой и уют. Сейчас же бортик бассейна был пробит, и вода свободно лилась через пробоину; часть скамеек оказалась расколота в щепки, повсюду валялись осколки стен и перекрытий. В воздухе висела пелена не до конца осевшей пыли.
А посреди всего этого разгрома стоял кряжистый, похожий на ствол столетнего дуба мужчина, в чьих коротко стриженных тёмных волосах сверкали сотни серебряных нитей. Жерар де Риль.
Заметив приближающегося Алесто, он, раньше цепко рыскавший взглядом вокруг, тотчас переключил своё внимание на нового противника. Оглушительно рявкнул:
— Ди Орри?! Твоих рук дело?!
— Не только моих, мсье де Риль, — не замедляя шага произнёс Алесто. — Я тут не один.
— И какого Дьявола ты хотел этим добиться?! — от густого баса, казалось, дрожала под ногами земля. — Сейчас тебе на голову сядет весь парижский ковен!
— Не думаю. У парижского ковена сегодня найдётся масса других занятий.
— Что тебе нужно? — де Риль сбавил тон, но теперь в его голосе звучала настоящая, неприкрытая угроза. Угроза, за которой стояло могущество Старейшины рода Блуждающих-в-Ночи.
Она могла короля заставить на коленях молить о пощаде, а храбреца трястись от страха, обливаясь холодным потом. Услышав её, праведник отрёкся бы от Господа и восславил Сатану, а скупец расстался бы со всем нажитым богатством, чтобы просить милостыню. В ней крылась сила, способная горы обратить в щебень, а моря в пустыни.
Но Алесто ди Орри не дрогнул. И ответ его прозвучал по-прежнему ровно:
— Мне нужен ваш титул.
Де Риль атаковал ещё до того, как стихло последнее слово. Минимально напряжённый «Реквием сирены», остававшийся у парижанина наготове, мгновенно развернулся в бастардный клинок, готовый разрубить Алесто пополам, но… Того уже не было на пути полупрозрачного, текучего лезвия.
Он стоял у де Риля за спиной, хотя не сделал ни единого движения.
Телепортация. Редкое и опасное заклинание, полученное Аммонио Мантейрой от Эрика фон Вайна и переданное лишь ближайшему сподвижнику, — сегодня оно сыграло решающую роль.
Алесто схватил продолжающего бессмысленный выпад де Риля одной рукой под подбородок, другой за затылок — и мощным рывком отделил его голову от тела, отбросив её далеко в сторону и одновременно впустив в реальный мир чистый ток магической силы. Слишком лёгкий, чтобы представлять серьёзную опасность; но достаточный, чтобы растворить в себе ослабившую на краткое время связь с плотью сущность парижанина. Смерть Жерара де Риля была бесславной и очень быстрой — с начала боя не прошло и секунды.
Алесто рассеял не пригодившийся «Прозрачный бастион».
… И в тот миг, когда мёртвое тело врага с глухим стуком упало к его ногам…
В миг, когда могущественная магия ещё пьянила, туманя взор, но уже не находила, кого разить…
В миг подлинного, кровавого триумфа…
… в этот миг Алесто ди Орри стал Старейшиной рода Блуждающих-в-Ночи. По праву сильного — по праву победителя! — взял себе титул, носимый среди вампиров лишь могущественнейшими из магов.
Отныне и навсегда он принадлежал к их числу.
Глава 9
Эйфелева башня сверкала.
Огни фонарей на железном каркасе, прожекторы подсветки на земле, прожекторы подсветки на первом ярусе, втором… Они работали на полную мощь, словно пытаясь доказать, что ночной облик главной — по мнению остального мира — достопримечательности Парижа гораздо интереснее и завлекательнее дневного. Что он сияет ярче.
Они будто спорили с солнцем, старались затмить его свет своим — пусть не столь ослепительно ярким, но зато прекрасно поставленным, идеально подобранным именно к этому месту и именно к этому творению инженерной мысли и кропотливого, тяжёлого труда.
Что ж, многих им удалось убедить.
… а некоторых убеждать и не требовалось — ведь есть в мире те, кто давно уже забыл, как выглядит день и как выглядит солнце. Те, кто мог видеть одну лишь ночь.