184 – 198-е сутки
Жизнь быстро вернулась в привычное русло. Разнообразие растений и животных снова увеличилось, и с добычей пропитания практически не возникало трудностей. Чтобы нагнать остальной караван, мы делали только одну трёхчасовую остановку: ранним утром, когда отступал ночной холод, или вечером, когда жара спадала. Почти всю прибрежную землю, как и до «мёртвой зоны», занимали участки драконов-огородников, владельцы которых всё так же интересовались проплывающим мимо «удобрением». Поэтому днем мы по очереди, парами, служили пугалами на крыше. Но теперь у нас уже не возникало страха перед крылатыми ящерами, дежурство не нервировало и проходило достаточно весело — ведь, главное, достаточно активно двигаться и создавать много шума. Иногда мы даже шутливые соревнования устраивали: кто за дежурство шуганёт больше драконов или у кого они в большем количестве не улетят, а спрыгнут в воду. Для того, чтобы достичь такого эффекта, приходилось дожидаться, пока ящер приземлится на крышу и только потом заявлять права на территорию. Причём, если дракон успевал сгруппироваться, то в воду входил практически бесшумно и не поднимая брызг — красиво и элегантно — и долго скользил неглубоко под поверхностью, расправив золотистые крылья. Девочка, названная Диной, много времени не отнимала, да и проблем почти не создавала — вела себя так же спокойно, как и другие полукровки. Мы сразу же начали подкармливать её кипячёным пюре из фигофиников, как и остальных полукровок. Вероятно, благодаря этому здоровье Дины на удивление быстро пришло в норму и уже не вызывало опасений. Зеленокожий несколько дней мастерил скелет, забрав для этой цели длинный моток лески из моих волос. Как рассказала Юля, ещё когда посвящённые отделились от каравана и стояли, ожидая меня, Росс, кое-как отделив мягкие ткани и найдя неподалёку муравейник, положил плохо очищенные кости прямо посреди муравьиной тропы, после чего целый день следил, чтобы никто другой на его подарок не позарился. Насекомые обрадовались неожиданному угощению и уже к вечеру полностью очистили скелет от мягких тканей. Теперь зеленокожий не спеша прокручивал дырки в каждой косточке, чтобы с помощью лески скрепить их друг с другом в нужном порядке. Костей было много (гораздо больше, чем в земном человеке), поэтому работа отняла немало времени, но и результат впечатлял. Закончив, Росс, невзирая на возражения девушек, торжественно повесил наглядное пособие у себя над постелью. Когда я впервые попыталась по своему желанию сменить дневное зрение на ночное, ничего путного не вышло. Но вот судя по встревоженному вопросу Юли и, после объяснений, дружному смеху окружающих, рожи при «волевом» усилии получались очень выразительные. Всеобщее веселье мешало сосредоточиться. Но главное — в светлое время суток тренироваться оказалось почти невозможно, потому что естественным путём ночное зрение не включалось. Поэтому после заката я устраивалась недалеко от костра и смотрела то на него, то на берег, пытаясь запомнить и воспроизвести ощущения, которые возникают при преобладании того или иного типа зрения. Ещё немного повеселившись на мой счёт, народ заинтересовался и попытался сам найти способ включить ночное зрение. Маркус вообще применил творческий подход и попросил меня выбрать пару ярко светящихся маленьких предметов. Потом снял с бамбуковой перекладины Юлины ботинки, насыпал в них семена, отчётливо видимые ночным зрением и сплёл длинные шнурки так, что теперь обувь можно было надеть на голову, как импровизированные очки. — Ботинки хорошие, если прижать плотно, то свет не пропускают, — пояснил физик. — Так и нам легче будет, и ты сможешь днём тренироваться. «Высокие технологии» действительно сильно помогли, но всё равно добиться успеха пока не получилось. Несколько раз у меня возникали сомнения в том, что вообще возможно научиться произвольно управлять настройкой глаз — ведь земной человек не способен по желанию переключаться с цветного зрения на чёрно-белое. В эти моменты очень поддерживал Маркус: во-первых, ободряя и говоря, что у людей с Земли и цели научиться не было (а если бы кто-то поставил перед собой такую задачу, то, возможно, и справился бы), а во-вторых, сам показывая завидное упорство в аналогичных тренировках. — Пусть не зомби, но, может, хоть какую-то мистику или ужасы удастся увидеть, — высказывал физик свои мечты вслух. На одиннадцатый день после начала тренировок у физика получилось переключиться на ночное зрение. Совсем ненадолго и в тёмное время суток, но для представителей его вида даже это огромное достижение. Единственный минус — после первой удачи у Маркуса почти час болела и кружилась голова. — Но факт остаётся фактом! — радостно заявил физик, отлежавшись. — Переключать по желанию — вполне возможно. Второй успеха удалось добиться Юле. Но, в отличие от Маркуса, она не пошла сразу же рассматривать всех и вся в поисках «ужастиков». Более того, астроном быстро закончила тренировку и дала отдых голове и глазам. Возможно, именно потому, что Юля осваивала ночное зрение осторожно, очень постепенно, не стремилась форсировать или быстро получить результат, головных болей у неё почти не возникло — только небольшая дурнота в первые несколько раз. А вот у меня пока ничего не выходило: не только переключать, но даже удержать уже настроенный тип зрения не получалось. Но теперь, глядя на успехи друзей, я не спешила отчаиваться и дала себе зарок развить такое умение... или доказать, что оно недоступно для вида Homo nebulosus. Другие дела тоже не стояли на месте. В том числе, мне удалось закончить с плетением из волосяной лески рыболовной сети. Её пришлось переделывать добрых десять раз: в процессе работы выявлялось то одно, то другое слабое место. Зато теперь сеть получилась достаточно крепкой и обещала прослужить не одно-два использования, а гораздо дольше. Своё достижение я с гордостью продемонстрировала остальным учёным. На первом же привале мы опробовали сеть и после нескольких неудачных заходов, потренировавшись, убедились, что с её помощью ловить рыбу намного легче, хотя и азарта не в пример меньше. Так что теперь большую часть улова мы добывали сетью и хранили живьём в опущенной в воду большой корзине, сплетённой Севой специально для этой цели. Но и с самодельными гарпунами охотиться не прекратили, просто теперь делали это не по расписанию, а по желанию. Однажды, ближе к вечеру, Юля позвала всех полюбоваться через телескоп на полнолуние второго по величине спутника нашей планеты. Я скептически взглянула на затянутое серыми тучами небо, с которого сыпались и испарялись, не достигая земли, мелкие дождевые капли. — Нет, я понимаю, что по времени как раз полнолуние, но смысл любоваться на тучи? — тихо пробурчала себе под нос. Но когда «иллюминатор» попал мне в руки, стало ясно, что претензия необоснованна. Лёжа на крыше, я удивлённо смотрела на пасмурное небо через телескоп (а телескоп ли?) и видела хорошо освещённый солнцем диск большой голубой луны. Некоторое время, не в силах поверить в происходящее, я то поднимала прибор над головой, то изучала небо без него, но картины так и не захотели совпадать. Подумав, ещё раз посмотрела через «иллюминатор», слегка покачала им из стороны в сторону и, поскольку через толстое стекло оставалась видна луна, разочарованно вздохнула: — Так это запись... Села и уже почти отдала прибор астроному, но вовремя заметила, что изображение на нём изменилось. После краткого эксперимента выяснилось, что, если направить «телескоп» хотя бы примерно в нужную сторону (но не обязательно точно — достаточно с большой погрешностью), то через него виден голубой спутник планеты, а если отклонить от определённого положения больше, чем на тридцать пять — сорок градусов, то луна пропадает и на обращённой к наблюдателю стороне «иллюминатора» видно приближение той панорамы, которая реально находится с другой стороны стекла. Только вот ни дождя, ни туч через телескоп не обнаружишь. Как будто их вообще нет. — Не запись, — подтвердила мои выводы Юля. — Я заказывала, чтобы можно было фиксировать направление и точку обзора и оно не сбивалось простыми колебаниями. И чтобы время суток и погодные условия не мешали наблюдению. — А это вообще реально? — всё ещё не в силах верить, поинтересовалась я. — То есть нет, я вижу, что реально, но не понимаю, как. Разве что, телескоп на самом деле только экран, и на него подаётся запись с какой-то космической станции... — Не выходит, — улыбнулась астроном. — Илья тоже когда-то делал такое предположение. Однако в пасмурную погоду можно смотреть не только на небо, но и на далёкие объекты на планете. А через тучи или туман снять местность, да ещё и под определённым углом со станции не легче, чем прямо отсюда. — Артефакт, — уважительно кивнула я и передала драгоценное имущество Юле. — И ездить никуда не надо, у нас самих на борту целый склад уникальных технических сокровищ. — Жаль только, что почти все артефакты в единственном экземпляре, — посетовал физик. — Иначе бы, как развернуться могли бы — разобрать некоторые и узнать, на каком они принципе да как работают... — Нет, всё равно бы не удалось, — улыбнулся Сева. — Я тоже когда-то думал, что хорошо было бы получить новые технологии таким образом. Всё самое ценное, наверняка, является очень тонкими приборами. Уверен, что даже земные нанотехнологии по сравнению с ними — как палка-копалка против продвинутого универсального комбайна. То есть, даже если удастся вскрыть, не повредив, то мы вряд ли сможем разобраться, что к чему. А уж повторить при нынешнем уровне жизни — тем более. Так что не стоит ломать то, чему ещё долго не сможем найти замену. Особенно — такую же качественную. — Да, ты прав, — разочарованно кивнул Маркус. — Но иногда прямо руки чешутся хотя бы одно кольцо-определитель расковырять... Их вон сколько. — А почему тогда до сих пор не разобрал? — со смешком поинтересовалась я. — Жадность, — с самым невинным выражением лица развёл руками физик. — Очень уж оно мне нравится — лишаться не хочу. А что после моей разборки и сборки оно продолжит так же хорошо работать — не верю. Посмеявшись над словами Маркуса, мы разошлись. Но произошедшее впервые заставило серьёзно задуматься ещё на одну тему. Раньше я была уверена, что у меня самые большие тайны от других учёных, но теперь поняла ошибочность этой точки зрения. Причём, судя по реакции того же физика на оригинальный телескоп, то он явно узнал о его особенностях не раньше меня. Но отреагировали все очень спокойно: с любопытством, но без обвинений в утаивании сведений или вещей. И никто не попытался забрать их в общее пользование, только Маркус попросил разрешения поэкспериментировать. Даже удивительно. У нас нет почти ничего, но и страсти присвоить чужое тоже не заметно. Может, потому, что люди руководствуются принципом: как ты, так и к тебе? В любом случае, я вынесла из произошедшего ещё один урок. И впредь постараюсь сама придерживаться такой же линии поведения. По крайней мере, со стороны она выглядит очень достойно и правильно. Примерно через неделю пустыня начала сдавать позиции: хотя местность вокруг по-прежнему оставалась засушливой, а почва — песчаной, кактусы постепенно уступали территорию кустам жёсткой травы, а деревья теперь росли не только у берегов. Кроме того, долинный ландшафт с каждым днем всё чаще нарушали возвышающиеся то тут, то там скалы. Драконы-огородники в этих местах уже не селились, так что в дневном дежурстве отпала необходимость, и мы смогли больше времени посвящать другим занятиям. Например, Сева с Маркусом вплотную занялись ремонтом плота. Причём все изменения они сначала согласовывали между собой на миниатюрной (примерно метровой) модели, которую я, когда увидела впервые, приняла за детскую игрушку.