Я понимал, почему и зачем Климент Смолятич поддержал, казалось, абсурдную идею, по крайней мере, не понятную для русского человека. Он стремится занять митрополичий стол, ему любая поддержка не лишняя. И все для этого у епископа есть, нужный князь занял Киев, поддержка у большинства епископов Руси. Нет только разрешения Константинопольского патриарха, которое при предыдущем порядке было необходимо.
В той реальности, о которой я хоть что-то помню, у Смолятича получилось и он был-таки киевским митрополитом, а после прислали кого-то из Константинополя и случился конфликт. Чем дело решилось, я не помню. Да уже и не важно, потому как история идет по чуть иному сценарию.
Мы не ушли из города ни на следующий день, ни даже через неделю. Будущий митрополит отправился в Туров, взяв с собой Спиридона, а дружина князя Ивана Ростиславовича стала пополняться.
Это было удивительно, но после пастырского слова епископа Смоленского гомийцы, словно с ума сошли. Они повалили к Ивану Ростиславовичу с дарами, молодежь стала проситься в дружину. Ну как до того не использовался такой мощный пропагандистский ход, как проповедь и воззвание? Климент сказал и о том, что те, кто поддержит создание Братства спасутся на Суде Божием, и что нужно единство, не допустить нашествий иноверцев. И не важно, что до Гомия не доходят никакие иноверцы, если только не полоняные, да черниговские со смоленскими спорят за город. Но тут сыграло больше про единство. Будет единый правитель, так и Гомий более не познает войны.
Только где-то к середине лета получилось, наконец выйти из Гомия. От князя Юрия пришло письмо-ответ на послание Климента. Ростовский владетель писал, мол, пусть приходят, посмотрим на этих чудаков. И, признаться, уходить на Ростово-Суздальскую землю многие уже не хотели. Не потому, что там плохо, или уже прижились в Гомие, а потому, что весь юг Руси готовился к отражению широкоанонсированному нашествия половцев.
Но именно сейчас — это не наша война. Пора осваивать тыл, базу, пора себя обеспечивать, заняться строительством, созидание, учением, чтобы после всех удивить. Чтобы стать сильными.
— Пошли! — скомандовал Никифор и наша сотня отправилась в путь.
Именно так — сотня! Полусотня Никифора выросла до восьми десятков и стала именоваться сотней. А я? Полусотник! И кажется, что мое назначение было связано не только с тем, что мой десяток оказался самым многочисленным, именно таким образом было объяснено назначение, а чем-то еще. Князь стал смотреть на меня несколько иным взглядом, так, как он смотрит на старшего сотника нашей дружины, Боромира.
— Эх, не некому приглядывать за тобой, Ярл ясный сокол, прохиндей этот, Спирка подевался куда-то. Как прибыл пресвитером, так все в делах своих священнических. Видимо много у дружинников грехов накопилось, что бегают исповедоваться, — бурчал я, разговаривая с соколом, который смирно сидел на перчатке на моей правой руке.
— И ничего я не прохиндей, — услышал я позади себя.
Глава 5
Василий Никитич Татищев был не прав. Этот историк описывал князя Юрия Долгорукого, как большого, высокого и очень толстого человека, не заботящегося о своем княжестве, а лишь грешил чревоугодием, да пил много. Якобы, правитель северо-востока Руси постоянно пребывал в веселии. Неправда.
Юрий Владимирович был невысокого роста. Явно не выше большинства людей этого времени. Лицо вполне славянское, телосложение нормальное. А вот руки… Они были нормальной длины, но кисти рук, действительно, были длинными [описание согласно реконструкции костяка, признанного останками Юрия Долгорукого].
Насчет того, что он не управлял княжеством — это преувеличение. Я не заметил у ростовского князя большого рвения в этом деле, но он держал ситуацию под контролем. Больше же управлением княжества занимается подросток Андрей Юрьевич, используя отцовские подсказки.
В целом, здесь, в Ростове, система государственного управления была несколько иной, чем та, что господствовала в иных княжествах Руси. Опираясь на свое боярство, Юрий Долгорукий выстраивал некий прототип абсолютной монархии. Подвластные ему князья и бояре могли советовать, но никогда не указывать князю. На своих землях они владетели, но внешняя политика, как и экономическая — прерогатива ростовского князя.
Когда мы прибыли в Ростов, нас встретили не очень приветливо. Местное боярство увидело конкурента себе и ту силу, с которой князю Юрию придется считаться. Они, бояре и мелкие князья, рискуют получать теперь меньше внимания и милости от князя Юрия. Двести тридцать восемь экипированных, большей частью, опытных воинов это очень существенный аргумент. Именно столько сейчас бойцов насчитывала наша дружина.