«Калашников» выпустил примерно половину рожка, и одновременно Брент увидел метнувшуюся из-за сосны фигуру с пистолетом. Полицейский наткнулся на автоматную очередь, как на стену, вскрикнул от боли и неожиданности и рухнул навзничь, как подкошенный, несколько раз дернулся и замер. Брент уже держал фигуру на мушке и, не снимая пальца со спускового крючка, всадил в нее шесть пуль.
Террорист, ужаленный остроконечными стальными пчелами калибра 6,5 мм, сбившими его ребра, легкие и сердце в один кровавый ком, вскрикнул, подскочил на месте, захлебываясь кровью, и умер еще до того, как его тело тяжело грянулось на землю.
Послышались вопли ярости, и следом в валуны ударили новые пули.
— Осталось трое, — сказал Мацухара.
Брент, перезаряжая пистолет, слышал, как завывают внизу сирены полицейских машин.
— Время работает на нас, Йоси, — сказал он. — Им надо или прикончить нас немедленно, или сматываться.
— Это же люди из Красной Армии, Брент, они не сдаются. — Летчик привстал, опираясь на локти. — Вон они.
Впереди мелькнули два силуэта. Летчик выпустил в них всю обойму. Послышался вскрик, затрещали ветки, подмятые тяжелым телом, покатившимся по склону. Пока он вставлял новую обойму, дико вопящая женщина в разорванном кимоно выскочила из зарослей и кинулась к нему, стреляя без перерыва из большого автоматического пистолета.
— Брент! — крикнул летчик, еще не успевший вогнать в рукоятку «Оцу» магазин.
Брент, крутанувшись на месте, увидел саму смерть в смерче свистящих над головой пуль. Не колеблясь, он поймал на мушку грудь, прыгавшую в лохмотьях кимоно, и выстрелил шесть раз подряд. Все пули попали в цель. Женщина, словно споткнувшись о невидимую преграду, полетела головой вперед, перекатилась на спину, завывая, закатив глаза, скребя пальцами землю и исходя кровавой рвотой.
Ниб, короткими очередями поливая валуны, скатился вниз.
— Ты убил мою женщину, Росс! — крикнул он. — А я вобью твоей японке ствол между ног — посмотрим, как ей понравится товарищ «Калашников»!
Хлестнувшая над головой очередь заставила Брента пригнуться.
— Йоси, — шепнул он. — Обойди валун. Спрячься за этой бабой и прикрой меня огнем.
Летчик кивнул и пополз в обход каменной гряды, миновав все еще конвульсивно подергивавшееся тело. Когда он открыл огонь, Брент привстал на локтях, выставив пистолет. Ниб дал еще очередь, но теперь уже по Мацухаре. Брент выстрелил трижды, пока звонко не щелкнул вхолостую боек. Правой рукой он торопливо открыл защелку и вытянул из рукоятки пустую обойму, а левой шарил по карманам в поисках снаряженной. Но «Калашников» смолк, а справа из-за кустов раздались стоны.
Брент и Йоси осторожно приподнялись, Маюми встала на колени.
— Побудь с ней, — сказал американец тихо.
Медленно он стал продвигаться туда, откуда доносились стоны, и вскоре увидел Ниба. Тот полусидел, привалясь спиной к валуну, поддерживая левой рукой перебитое предплечье правой. Из задетой плечевой артерии фонтаном била кровь. В крови был и левый бок. От боли он раскачивался из стороны в сторону и стонал. Брент посмотрел на неподвижное тело Кимио, перевел взгляд на террориста. Он не испытывал никаких чувств, кроме ярости.
— Разрывными, сука, бьешь, — простонал Ниб. Тонкая струйка крови стекала с угла его губ. — Это подло…
Брент чуть не расхохотался в ответ на этот упрек и поднял пистолет.
— Ты что?.. — с побелевшим, искаженным от ужаса лицом спросил Ниб. — Ты что задумал?..
— Бешеную собаку хочу пристрелить.
— Нет! — Ниб вскинул руку, словно загораживаясь от пуль. — Я не собака, я человек!..
— Ничего общего с человеком, — Брент навел пистолет точно на середину его лба. — Ни малейшего сходства.
— Не убивай! Пощади! — Ниб отполз от валуна и опрокинулся на спину, дергаясь и извиваясь на земле.
Но в душе Брента не было ни капли жалости и не осталось никаких человеческих чувств. Одно лишь желание уничтожить этого зверя, этого выродка.
— А ее ты пощадил? — он кивнул туда, где лежала Кимио.
Он нажал на спуск. Маленькая синяя дырочка появилась между расширенных ужасом глаз. Расплющенная пуля вышла у него из затылка, развалив черепную коробку и выпустив наружу желтоватый студень мозга. Руки и ноги Ниба еще несколько раз дернулись, а потом он затих навсегда.
Брент плюнул в мертвое лицо, повернулся и зашагал вверх по склону — туда, где истерически рыдала Маюми. Йоси сидел у камня, положив голову Кимио себе на колени, чуть покачивая ее и напевая, словно убаюкивал захворавшего ребенка.
9
На похороны, состоявшиеся в четверг в одном из токийских храмов приехали сын Кимио Садамори и ее дочь Симикико с мужем. Брент и Йоси были в «белом парадном», как и все участники погребальной церемонии. Адмирал Аллен и полковник Бернштейн, сменивший свой камуфляжный комбинезон на одолженные у Нобомицу Ацуми белые тужурку и брюки, тоже были здесь, хоть лично и не знали покойную. Маюми сидела рядом с Брентом, сжимая ледяными дрожащими пальцами его руку.
Маленький иссохший буддийский священник в деревянных лакированных сандалиях, мешковатых синих штанах и коричневом балахоне вел церемонию. Ему помогали двое служек: они, рассыпая искры, окуривали ореховый гроб благовониями, покуда священнослужитель на негнущихся ревматических ногах обходил его, вознося молитвы. Брент смутно разбирал слова, но одна фраза, повторявшаяся под каменными сводами маленького храма вновь и вновь, врезалась ему в память: «Тело и дух ее соединились со вселенной». Мацухара, казалось, ничего не слышал и не видел. Незадолго до окончания службы Маюми разрыдалась.
Брент обрадовался, когда тяжкий и горестный обряд подошел к концу. Офицеры вернулись на «Йонагу», а он на такси повез Маюми домой.
— …Какая бессмыслица, — проговорила Маюми, сделав глоток сакэ.
— Жизнь не бывает бессмысленной.
— Я — о смерти. Из-за чего она погибла?
Брент залпом выпил свою порцию.
— Они хотели убить тебя, — продолжала Маюми.
— Да.
— Этот маньяк знал тебя.
— Знал, — Брент налил себе из фарфорового кувшина еще и с увлажненными глазами повернулся к Маюми: — Я любил ее. Видит Бог, мне легче было бы умереть самому.
Но Маюми продолжала, словно не слыша:
— Ты застрелил их — и ту женщину тоже…
— Маюми, что мне, целоваться было с ними?
— Не знаю, не знаю, — и она опять расплакалась.
Брент обхватил ее сотрясающиеся плечи, пытаясь успокоить.
Но вот она постепенно взяла себя в руки и сказала:
— Я знаю, у тебя не было выбора: они убили бы нас всех… Но в том, что в мире так много ненависти и злобы, повинны и мы. Мир устроен неправильно.
Брент, нежно гладя ее волосы, прошептал ей на ухо:
— Мир таков от своего сотворения и пребудет таким до скончания веков. — Он поглядел в широкое окно, откуда открывалась панорама Токио. — И мы, несовершенные, испорченные, обреченные уничтожать себе подобных люди, движемся, быть может, к какому-то вселенскому харакири, — Брент сам удивился, как вырвалось у него это неожиданное откровение.
— И в этом мире всегда были Каддафи…
— Да, только в разные века они назывались по-разному — Калигула, Чингисхан, Аттила, Наполеон, Гитлер, Сталин…
— Но с ними боролись…
— …здравомыслящие люди.
— Но те, кто приходил на смену этим монстрам, тоже считали себя людьми разумными и здравомыслящими.
Брент выпрямился на диване.
— Да.
— И люди, которых ты застрелил во вторник, ни за что бы не согласились считать себя исчадиями ада.
— Разумеется, нет.
— У них были убеждения… Были причины поступать так, как они поступали?
— Наверно.
— Люди всегда находят себе оправдание… — голос ее истерически зазвенел.
Брент попытался привлечь ее к себе.
— Маюми, послушай меня…
— Нет. Уходи, Брент.
— Маюми! — ошеломленно воскликнул он.
— Уходи, — голос ее вдруг стал низким, и его небывалая суровость поразила Брента. Она порывисто отстранилась от него.