Таку, вновь оставшийся один, раздавленный тяжким бременем печали, целыми днями безвыходно сидел теперь дома и пил, уставившись невидящим взглядом с бумажную стену. В таком виде его и нашел затянутый в новенький китель майора сил самообороны Японии Киити Абэ.
— Минора Генда формирует авиаполк. Ты молод и ты настоящий ас. Япония зовет тебя. Ты нужен императору, — сказал он.
— Нет, с авиацией покончено.
— Где же твой ямато дамасии, Таку?
При упоминании «японского духа» Таку выпрямился.
— Нет его больше, — ответил он, и голос его был подобен холодному пару, поднимающемуся от сухого льда.
Киити смотрел на него, и какие-то огоньки вспыхнули в черной глубине его глаз.
— Поражение не уничтожило, не могло уничтожить божественную сущность нашего императора. Она — повсюду и здесь тоже. Она и в нас. Тебе ли, самураю, отрицать это? Вспомни о чести, о Микико, моей сестре и твоей жене, которую ты осенял своей славой…
Они пили и спорили всю ночь, а наутро Таку Исикава в память о жене, в знак вечной верности императору Хирохито и ради того, чтобы вернуться в небо, согласился. Он прошел переаттестацию, получил звание капитана и должность командира эскадрильи, на вооружении которой стояли американские «Грумман F8F Биркэт». Потом он освоил реактивную «Пантеру-F9F» и через какое-то время с бьющимся от восторга сердцем убедился, что опять вольно парит под небесами, где обитают боги, Микико и Садао. Он так никогда больше не женился, время от времени довольствуясь ласками проституток, с которыми он устраивал иногда дикие оргии.
И в декабре 1983 года, когда до выхода в отставку оставалось всего четыре месяца, из Арктики, как цунами, налетел легендарный адмирал Хироси Фудзита, командовавший авианосцем «Йонага». Таку немедленно потребовал, чтобы его зачислили в летный состав его экипажа, причем отклонил предложенное полковничье звание, за которым должно было последовать скорое производство в генералы, — он знал, что в таких чинах сидят не за штурвалами боевых самолетов, а за столами в штабах. Адмирал Фудзита лично подписал приказ о переводе Таку на авианосец.
…Машину сильно тряхнуло, Таку ударился затылком о подголовник. О прошлом сейчас же было забыто. Его пытливый взгляд беспокойно скользил по густому темному слою облаков, по грозовой туче на юге. Отличное прикрытие для арабских самолетов. Хотя ближайший аэродром, представлявший потенциальную угрозу, был в Сергеевке — в семидесяти километрах к северу от Владивостока, — расслабляться не приходилось. Фанатики-шииты, последователи Гасан-ибн-аль-Саббаха, шедшие на смерть как на праздник, могут и будут атаковать откуда угодно — в этом смысле они настоящие камикадзе. Каждому, у кого есть карта и циркуль, понятно, что если не заботиться о посадке, из Сергеевки можно совершить самоубийственный взлет с полным бомбовым грузом на борту. Вчера на военном совете адмирал Фудзита, говоря об этой вполне реальной опасности, в сердцах даже стукнул кулаком по столу.
Тучи между тем сгущались не в фигуральном, а в самом прямом смысле. Близился вечер, солнце огненным шаром, перечеркнутым в нескольких местах длинными узкими полосами перистых облаков, катилось на запад, грозовая туча громоздилась на горизонте, подобно уставленному в небеса исполинскому указательному пальцу, верхняя фаланга которого горела серебристым и ярко-золотым цветами, а внутри вспыхивали и меркли, как свеча на ветру, сполохи молний. У Таку эта красота не вызывала восхищения. Не так давно на траверзе Островов Зеленого Мыса, когда «Йонага» пережидал такой же примерно шторм, его атаковали арабские самолеты. Ураганный ветер способен оторвать крылья у бомбардировщика, но он же не дает засечь его радарами.
Таку медленно повернул голову. Внизу раскинулась новая Япония — страна, думающая только о материальных благах и удовольствиях, отринувшая истинные ценности, предавшая великие традиции. На северо-западе — железобетонная помойка Токио, забитая двенадцатью миллионами обитателей, провонявшая отбросами и — несмотря на нефтяное эмбарго — бензиновой гарью. На юго-западе — Иокогама, самый крупный порт с бесчисленными доками, которые смердят как канализационные трубы. На востоке — полуостров Босо, на севере — Касива и Токийский международный аэропорт. И только на самом дальнем западе еще осталась неприкосновенной прежняя Япония: там, подобно исполинскому храму, воздвигнутому в честь богов и вечных традиций, вознеслась на одиннадцать тысяч футов величественная Фудзияма, казавшаяся в дымке, таинственно подсвеченной закатным солнцем, совсем плоской, точно боги вырезали ее из голубой рисовой бумаги и наклеили на синий свод небес. Боги не могли найти себе лучшего обиталища. Конечно, все они там — Идзанаги и Идзанами, брачный союз которых произвел на свет Японские острова и от которого родились бог бури Сусано, его кроткая сестра Аматэрасу, бог луны Цуки-Йоми и целый сонм «ками», живущих в каждом дереве, ручье, реке и поле. Блеснувшая на севере точка, размером с булавочную головку, заставила Таку повернуть голову. Четырехмоторный «Дуглас DC—6», с ним два DC—3. Забавно, вся троица вылетела из самого брюха грозовой тучи, где транспортам делать совершенно нечего, и присоединилась к скопищу самолетов, в ожидании захода на посадку закладывающих над аэропортом круг за кругом. И при этом держатся вместе, не разошлись и кружатся на одинаковой высоте. Тут что-то не то.
DC—6 неожиданно сделал вираж над авианосцем, и Таку словно вышел из столбняка. Хорошо хоть, есть связь. Как только транспортный «Дуглас», а за ним два других вошли, в запретное воздушное пространство, он перекинул тумблер на передачу и заговорил в свою кислородную маску:
— Сугроб, я Снежинка Один. Три многомоторных самолета, пеленг три-один-ноль, дальность сорок, высота три тысячи метров, идут к вам. Прошу разрешить перехват. Как поняли? Прием.
— Снежинка Один, я Сугроб. Перехват разрешаю! Атакуйте! — сейчас же затрещало у него в наушниках.
Таку вызвал своих ведомых:
— Снежинки, я — Первый. Пеленг три-один-ноль, дальность полета сорок. Идем на перехват! Следовать за мной! — Взволнованные голоса Танизаки и Йосано подтвердили прием команды. — Пока я не открою огонь, не ввязываться!
Глаза Таку неотрывно следили за «Дугласами», а руки и ноги сами собой, независимо от его разума, как будто они тоже были деталями истребителя, делали свое дело: включили форсаж, качнули ручку чуть влево, легким нажатием левой педали дали машине продольный наклон.
— Попались, попались… — бормотал он, разворачивая самолет к приближающимся «Дугласам». — Вот так-то, вот так… — Он положил палец на гашетку и улыбнулся — в первый раз за этот год.
На авианосце «Йонага» царил хорошо организованный хаос: завывали ревуны, выкрикивались команды, грохотали по стальным палубам и трапам матросские ботинки, свистели дудки боцманов, хлопали крышки люков, лязгала, втягиваясь в клюзы, якорная цепь, звенела желтая латунь, покрывавшая полированную сталь 127-миллиметровых снарядов, кашляли и фыркали, готовясь к разбегу, моторы четырех истребителей.
Лейтенант Брент Росс, на ходу застегивая ремешок каски, спешил на свое место согласно боевому расписанию — к ветрозащитному стеклу флагманского мостика, где по левому борту стоял впередсмотрящий, а по правому — командир авианосца адмирал Хироси Фудзита. Отсюда, с этой узкой площадки, поднятой над ватерлинией на высоту 220 футов, лейтенанту были отлично видны бак, весь левый борт и большая часть правого. Надстройки и массивная труба почти полностью закрывали от него корму.
У лейтенанта, высокого, атлетического сложения молодого человека, была весьма располагающая внешность: четко очерченное лицо с крутым подбородком, белокурые волосы, темные, почти сросшиеся брови и синие глаза — глаза поэта или убийцы. Выучка экипажа «Йонаги» не переставала поражать его: не прошло и трех минут, как строенные 25-миллиметровые зенитные установки на площадках, окружавших полетную палубу длиной 1040 футов, были приведены в боевую готовность. К небу вытянулись толстые, как старые сосны, стволы тридцати шести 127-миллиметровых орудий. Комендоры, сидя на своих стальных табуретах, похожих на велосипедные седла, лихорадочно вращали маховики поворотного и подъемного механизмов. Подносчики снарядов и заряжающие стояли наготове чуть поодаль. Все были в касках и в зеленых боевых робах.