Сайки происходил из очень знатного рода. Он очень охотно рассказывал о своих аристократических предках. Род Сайки с 1335 года, когда была восстановлена династия Кемму, входил в число тридцати семейств, члены которых носили высокое придворное звание "урин". Даизо выводил свою родословную от грозного самурая Токимасы Сайки, искусного каллиграфа и игрока в сугороку - популярной среди японской знати разновидности триктрака, за которой до глубокой ночи просиживал и сам микадо. Когда воцарилась династия Мэйдзи и резиденцией императорской фамилии стал Токио, один из предков лейтенанта, юный Хидеоси Сайки, получил назначение на передаваемый по наследству высокий пост главного государственного советника.
Рядом с Сайки расположился новый командир группы торпедоносцев "Накадзима B5N" тридцатипятилетний подполковник Тасиро Окума, раньше служивший в силах самообороны и зарекомендовавший себя как один из лучших морских летчиков. Ни для кого не было тайной, что он, считая Йоси Мацухару слишком старым для ответственной должности командующего палубной авиацией, прочил себя на его место. Брент своими ушами слышал, как однажды в кругу восхищенно слушавших его молодых офицеров Окума сказал: "Пусть эта развалина тешится своим истребителем, я же поведу в бой новое поколение летчиков на новых самолетах".
Окума был необычно крупного для японцев телосложения - рослый и широкоплечий. Ученик поэта и романиста Юкио Мисимы, который совершил харакири от невозможности примириться с тем, как попираются в современной Японии священные традиции, как увлечены его соотечественники погоней за житейскими благами и комфортом, Окума был убежденным и ревностным буддистом и синтоистом. Его гладко выбритая, как у монаха, поблескивающая на свету голова отливала синевой, а лицо было каменно-неподвижно. Это было лицо аскета и отшельника, с одинаковым усердием штудировавшего заповеди буддизма и кодекс чести самурая. В узких черных глазах из-под нависших бровей всегда мерцал опасный огонек, разгоравшийся ярче всякий раз, когда взгляд их падал на лейтенанта Брента Росса. Он не забыл и не простил ему кровавой драки с люто ненавидевшим американцев Нобутаке Коноэ на ангарной палубе - драки, после которой Нобутаке покончил с собой.
На дальнем от Брента конце стола рядом с адмиралом Фудзитой он увидел еще два новых лица, принадлежавших, впрочем, людям старым и в немалых чинах. Справа от адмирала сидел капитан третьего ранга Хакусеки Кацубе, исполнявший на судне обязанности старшего офицера. Этот совершенно лысый, согнутый годами чуть ли не вдвое старик с морщинистым, как печеное яблоко, лицом и водянистыми глазами, окаймленными нежно-розовой кромкой вывернутых век, разделял насмешливую неприязнь адмирала к "новомодным штучкам" вроде магнитофонов и потому держал в руках карандаш и блокнот.
По левую руку от адмирала сидел высокий худощавый капитан третьего ранга Митаке Араи, отвечавший за живучесть корабля. Его резко очерченное морщинистое и твердое лицо, словно вырезанное из дуба, оживлялось светом умных глаз. Араи был настоящим моряком: командуя эсминцем "Рикоказе", он отличился в сражении при Тассарафонге. 30 ноября 1942 года, ведя свой дивизион к Гуадалканалу, он отважно ввязался в бой с тяжелыми крейсерами "Пенсакола", "Нью-Орлеан", "Миннеаполис" и "Нортхемптон", сопровождаемыми пятью эсминцами. С невероятно дальней дистанции в двадцать километров двумя торпедами типа "Лонглэнс-93" он распорол борт "Нортхемптона", который перевернулся вверх килем и затонул. "Рикоказе" невредимым выходил из многих опаснейших переделок в Филиппинском море и проливе Лейте, пока наконец 7 апреля 1945 года не пробил и его час. В 85 милях западнее Кюсю, сопровождая поврежденный линкор "Ямато", эсминец попал под бесконечную череду авиаатак - сотни американских самолетов, взлетавших с авианосца, сменяя друг друга, бомбили и обстреливали его с бреющего полета до тех пор, пока не увидели его красное днище. Рыбаки вытащили из воды всего десятерых - и в том числе Митаке Араи.
После войны Араи еще двадцать пять лет прослужил в силах самообороны. Потом вышел в отставку. На "Йонагу" он пришел добровольно, и адмирал Фудзита взял его несмотря на то, что Араи никогда не имел дела с авианосцами. Араи сидел над книгами и техническими справочниками ночи напролет и иногда даже засыпал за своим столом.
Резкий голос адмирала отвлек Брента от его размышлений.
- Командир дивизиона живучести! Доложите о повреждениях!
Араи поспешно поднялся и, изредка заглядывая в кипу листков, твердо и звучно заговорил:
- Кормовой прибор управления огнем уничтожен - разбит и сброшен за борт...
- Знаю! Уже вся Япония знает об этом! - раздраженно перебил его адмирал.
- Разрешите продолжать, господин адмирал? - с достоинством спросил Араи и, когда Фудзита кивнул, проговорил, снова заглянув в блокнот: - Две двадцатипятимиллиметровых трехствольных зенитных установки уничтожены. Прислуга погибла.
- Смерть, достойная самурая, - воскликнул Кацубе, брызгая слюной. - Их души теперь на небе, в храме Ясукуни.
- Вне всякого сомнения, - нетерпеливо сказал Фудзита и жестом попросил Араи продолжать.
- ...кормовые приборы поиска воздушных и надводных целей, две наблюдательных платформы уничтожены полностью. Выгорела часть взлетно-посадочной палубы между островной надстройкой и кормовыми подъемниками. Тридцать три человека убито, двадцать четыре ранено. Большая часть - сильно обожжена.
- ВПП сильно деформирована? Прогиб?
- Нет, господин адмирал.
- Ходовая часть?
Поскольку главный механик лейтенант Тацуя Йосида на совещании отсутствовал, руководя работами в машинном отделении, поднялся старший офицер:
- Лейтенант Йосида доложил мне, что сегодня к 18:00 закончит снимать накипь. Все шестнадцать котлов будут готовы к работе к 20:00.
- Топливо?
- Завершаем погрузку, господин адмирал.
- Артиллерийская боевая часть? - Фудзита перевел взгляд на Нобомицу Ацуми.
Капитан третьего ранга поднялся:
- По докладам ремонтников для замены ПУАЗО и двух установок потребуется шесть недель.
Адмирал присвистнул.
- Снарядные погреба будут полностью загружены к 20:00.