- Этот Джумблат - настоящий головорез, грязный убийца, - сказал лейтенант Даизо Сайки, для большей весомости щелкнув оправой пенсне о дубовый стол.
- Ха! Это еще не все! - сел на своего любимого конька адмирал. - Есть еще Ясир Арафат из ООП, Набих Берри из шиитского движения "Амаль"... раздался сердитый ропот. - Но вы должны понимать, джентльмены: мы регулярно встречаемся с русскими в Женеве на переговорах по контролю за вооружениями...
Переборки кают-компании дрогнули от дружного хохота японских офицеров, в восторге хлопавших ладонями по столу и державшихся за животы. Даже Брент Росс не выдержал и прыснул. Файт и Бернштейн силились сохранить серьезные выражения лиц. Адмиралу Фудзите с трудом удалось восстановить тишину. Марк Аллен, побагровев, с искаженным лицом двинулся к своему креслу.
- Господин адмирал, - сокрушенно проговорил Фудзита. - Позвольте мне извиниться за своих офицеров. Прошу вас, продолжайте. Нам крайне важны ваши сведения.
- Я не развлекать вас сюда пришел, - подрагивающим от обиды голосом сказал Аллен.
- Разумеется, разумеется, господин адмирал. Уверяю вас, больше подобное не повторится, - и он строго оглядел своих подчиненных.
- И на этих переговорах была достигнута договоренность, - Аллен уже овладел собой, - о том, чтобы обе стороны прекратили поставки усовершенствованных систем наведения. То есть русские не передают своим союзникам новое автоматическое 76-миллиметровое орудие двойного назначения, а мы своим - торпеды "Марк-45", пятидюймовые и 54-миллиметровые автоматические пушки.
- Но ведь наши радары и вообще электроника - лучше!
- Радары, радиолокационные станции, системы электронной защиты и оповещения, системы раннего обнаружения, системы опознавания "свой чужой" договоренностями не предусматриваются. Будут ограничены - и сильно - только поставки бомб, торпед и артиллерийских орудий.
Фудзита поднялся как на пружине, опустил загоревшиеся глаза:
- Наши 127-миллиметровые орудия и 25-миллиметровые пулеметы - лучшие в мире! У прицелов стоят самураи - наш дух не сломлен! Каждый самурай знает "Путь"!
Крики "банзай!" заглушили его слова.
Поочередно взглянув на Аллена и Брента, адмирал Фудзита положил на стол толстый том.
- "Хага-куре" учит, что боевой дух важнее оружия. - Чуть откинувшись, он устремил глаза куда-то вдаль и процитировал по памяти: - "Если твой меч сломан, сражайся голыми руками. Если тебе отсекли руки, бей плечами. Если ранили в плечи, зубами перегрызи горло врагу. А потом умри, не отступив".
Снова раздались крики "банзай!"
В эту минуту раздался стук в дверь. Повинуясь кивку адмирала, радист открыл ее. Вошел помощник дежурного по кораблю - молоденький мичман с 6,5-мм пистолетом "Рикусики" в кобуре на поясе. По японской воинской традиции, честь отдается только на палубе, и потому он просто поклонился адмиралу и гулким голосом доложил:
- Мичман Кафу Футабатэй, господин адмирал! По вашему приказанию пленные доставлены!
- Хорошо. Давайте первого.
На лицах офицеров появилось выражение ожидания, а на лице Фудзиты проступило что-то похожее на радость. Бренту уже приходилось присутствовать на допросах пленных, и это всегда обставлялось как некое торжественное действо: пока адмирал, явно забавляясь игрой, вытягивал нужные ему сведения из злосчастного "источника", остальные иногда тоже ставили ему вопросы, вслух отпускали реплики на его счет или просто усаживались поудобней и наслаждались представлением. Поскольку "Хага-куре" считает сдачу в плен немыслимым позором, а смерть - единственным выходом для потерпевшего поражение, то японцы не скрывали, что глубоко презирают пленных, подвергали их самому жестокому обращению, а иногда и казни. Когда на глазах у Брента юному арабу, захваченному в бою в Южно-Китайском море, отрубили голову, он сказал Йоси Мацухаре:
- Есть вещи, которые мне трудно понять, - и тот согласился с ним, а потом сказал:
- Ты не слышал легенду о Кацусуге и десяти пленниках?
Брент покачал головой.
- Это случилось в 1680 году в префектуре Хюга. После жестокой битвы десять самураев попали в руки врагов, которые связали их, чтобы не допустить харакири. Их поставили в ряд, и один из них, самурай Сосеки Ватанабе, попросил Кацусуге показать, как тот владеет мечом, и отрубить ему голову. Кацусуге был милосерден и одним ударом обезглавил самурая. Затем он снес головы по очереди всем остальным, а когда дошел до последнего, так устал, что не мог занести меч. "Отдохните, господин, нам спешить некуда", - сказал ему пленник. Кацусуге послушался его совета, а потом оказал ему благодеяние своим клинком.
В эту минуту в кают-компанию втолкнули сбитого во вчерашнем бою летчика. Это был американец Кеннет Розенкранц. Брент с удивлением отметил, что ему никак не больше тридцати, хотя по виду этому рослому, кряжистому, рано заматеревшему человеку можно было дать много больше. Львиная голова с копной длинных белокурых волос, бесцветные губы и землистые, как у покойника, щеки. Белоснежная гладкая кожа и лишь в углах глаз и губ - чуть заметные морщинки, свидетельствовавшие о жестокости. Неподвижный пронизывающий взгляд глубоко сидящих голубовато-серых глаз выражал безжалостную решимость и, казалось, говорил: "Пощады не даю и не прошу". Окруженный матросами-конвоирами, он, чуть сгорбив широкие плечи, стоял перед адмиралом. На нем были кожаные брюки и куртка с "крылышками" и капитанскими нашивками.
- Стать "смирно"! - рявкнул Фудзита.
Матрос ткнул пленного кулаком в спину, заставив выпрямиться.
- Так-то вы следуете Женевской конвенции? Где же ваша офицерская честь? - с издевкой спросил Розенкранц.
- Там же, где была ваша, когда вы расстреливали в воздухе морского пилота Юнихиро Танизаки, спускавшегося на парашюте, - адмирал дернул свой одинокий волос на подбородке. - Фамилия, воинское звание, номер части!
- Hauptmann Kenneth Rosencrance, Vierter Jagerstaffel [капитан Кеннет Розенкранц, Четвертая истребительная эскадрилья (нем.)].
- Хотя центр вашей организации и находится в Германии, отвечать следует по-английски - здесь все говорят на этом языке. Тем более что вы американец.