Ловить переметом было не в пример легче. Бечева с грузилом и множеством крючков шла по дну, прочесывая его как грабли. Улов почти всегда был хорош, и нежнейшая рыба попадала в искусные руки матери - неизменно лучившейся приветливой улыбкой Хацуйо (Ока-сан). Даже сейчас у лейтенанта потекли слюнки при воспоминании о нарезанной тонкими ломтиками сырой камбале с соевым соусом. К ней подавали пиво, рис и маринованную редиску.
Да, труды были тяжкие и долгие, но тем веселее проходили праздничные дни. Из всех пяти праздников, отмечаемых всей Японией, - День Семи Трав, День Девочек, День Звезд, День Хризантем и День Мальчиков - Таку больше всего любил последний, приходящийся на 5 мая. Все девятьсот жителей острова в этот день в честь своих сыновей ставили за оградой длинные шесты с разноцветными бумажными и шелковыми карпами, вившимися на ветру и, казалось, плывшими против течения по невидимой реке. Перед скромным домом Исикава всегда реял самый большой и гордый карп - символ мужества, силы, воли и энергии. Мать по случаю торжества готовила "симаки" - сладкую рисовую водку, настоянную на ароматных травах и водорослях. Дом Исикавы, по традиции, был обращен окнами не на северо-восток, где, по поверью, обитают злые духи. Эта незамысловатая постройка из дерева и проклеенной бумаги, поставленная без единого гвоздя и державшаяся за счет тяжелой тростниковой крыши, находилась в шести километрах от деревни на склоне горы. Деревянные стены и рамы не лакировали и не красили - они сохраняли свой благородный естественный цвет.
Семейство Исикава никогда не ходило в деревенскую баню, а наслаждалось собственной - маленькой, но зато своей: на задах дома помещалась железная бадья, наполненная водой, которую подогревала масляная печка. И каждый вечер в неизменном порядке - сначала отец, за ним мать, а за нею Таку семья совершала тщательные омовения. После бани Хацуйо накрывала низенький стол в большой - "на шесть циновок" - комнате: ужин состоял обычно из нарезанной тоненькими ломтиками сырой рыбы, риса, запеченных в тесте морских водорослей, маринованных огурцов или свеклы. За едой Шимей, обсудив с сыном завтрашнюю ловлю, любил рассказывать историю своего рода: благородное происхождение невидимой стеной отделяло их от остальных обитателей деревни.
Однако прошло еще несколько лет, прежде чем Таку, уже став подростком, в полной мере осознал славное прошлое своей семьи. Четыре столетия назад его предки верно служили грозному дайне Такаучи Акаси, владевшему Йокухаси, маленьким городком на северном побережье Кюсю, где он воздвиг свой неприступный замок. Оттуда его бесстрашные самураи совершали походы и набеги, заходя далеко к югу, до самого Кумамото, огнем и мечом устанавливая власть своего господина. Особой отвагой и жестокостью отличались Исикава.
Они хранили верность своему повелителю до 1871 года, когда вновь воцарившаяся императорская династия объявила всех самураев вне закона, самыми кровавыми средствами лишила их всех привилегий и в одну ночь сделала беднейшими из бедных.
- Но превратить нас в суихейса не под силу никому, - повторял отец.
Хацуйо и Таку кивали в ответ, ибо никто из самураев никогда не поставит себя на одну доску с суихейса - низшим сословием презренных и грязных мясников, мелочных торговцев, ремесленников и землепашцев. Каждый самурай твердо помнил, что потерять лицо - значит лишиться всех жизненных сил: душевных, умственных и физических, - стать просто жалким подобием, видимостью человека. И гордый род самураев Исикава подтверждал свою верность заветам бусидо на службе императору Мэйдзи. Дед Таку, полковник Сасико Исикава, в 1900 году был сражен пулей в ту минуту, когда поднимал своих солдат в отчаянную, но бесполезную атаку во время подавления боксерского восстания в Пекине. Его брат, капитан третьего ранга Нобору Исикава, в 1905 году потерял ногу под Порт-Артуром, командуя эскадренным миноносцем, первым ворвавшимся в гавань. Дядя Таку, лейтенант Гозен Исикава, в 1911 году погиб при высадке десанта на остров Цу, успев перед смертью избавить мир от четырех отпетых негодяев - пиратов с Формозы, собственноручно зарубив их своим длинным кривым мечом.
Да, традиция была жива, и родовая честь оставалась незапятнанной. Семья с гордостью воздавала ежедневные почести своим славным предкам у маленькой деревянной пагоды, выстроенной за домом в лесу, молясь Аматэрасу, Идзанами и Идзанаги, прося богов ниспослать им силу и твердость духа.
Таку вспоминал, как изучал он кодекс самурайской чести бусидо. "Есть только один путь стать настоящим мужчиной, - звучал у него в ушах непреклонный голос отца. - Хранить традицию и помнить жертвы, принесенные во имя чести твоими предками. Помнить, что быть мужчиной - самая настоятельная потребность из всех, какие возникают в жизни, ибо силы для всего, что ни делает мужчина, черпает он из этой потребности. Дисциплина, честь и бусидо - на этих трех китах должна зиждиться твоя жизнь, от них зависит острота твоего ума, широта твоей души, мощь твоих чресл".
Таку чуть ли не с молоком матери впитал ненависть к голландцам, корейцам, англичанам, китайцам, но самую лютую злобу испытывал он к немытым и грубым янки, которые своими квотами на иммиграцию из Японии, принятыми в 1924 году, оскорбили гордый народ, дали ему моральную оплеуху. А сколько было случаев, когда переселившиеся в Америку японцы слышали по своему адресу насмешки и брань? А открытое и наглое соперничество с империей за базы в Тихом океане? Разве не для того, чтобы угрожать Японии, обосновались янки на Филиппинах и Гавайях? Разве не для того, чтобы подорвать могущество империи, низвести ее до уровня третьеразрядной страны в управляемой ими Юго-Восточной Азии, пошли они на тайный сговор с англичанами и голландцами? Разве не свидетельствуют об их подлых намерениях итоги созванной в Вашингтоне конференции по военно-морскому флоту?
Таку, можно сказать, родился в море, а потому знал, что непременно будет служить на одном из боевых кораблей императорского флота. Как часто они с отцом, сидя в своей утлой лодочке, молча смотрели, как на горизонте, уходя в океан или возвращаясь в Японское море, кильватерной колонной идут серые огромные суда. Но еще сильнее волновали воображение Таку серебристые стальные птицы, с ревом проносившиеся в поднебесье. Летать, отринуть плен земного тяготения, почувствовать себя равным богам - что может сравниться с этим? Что еще так раскрепощает дух? Как еще можно лучше послужить императору?