Констебулярия Дарема пообещала провести полное расследование. На просьбу прокомментировать слухи о возможных уголовных обвинениях против него, детектив-инспектор Мид сказал: «Не удивлюсь, если они сделают из меня козла отпущения».
***
Хелен провела час в «Метро Центр», пытаясь поднять себе настроение, но ничего не купила. Вместо этого, она вяло бродила вокруг, глядя на одежду, которая была ей не особо нужна, и знала, что такое не оденет.
Она добралась до нового магазина одежды с витриной, в которой доминировало одно длинное стеклянное окно с демонстрацией пляжной одежды. Тут был мужской манекен, одетый в клетчатую рубашку без рукавов и бежевые шорты, в соломенной шляпе и солнцезащитных очках. То, что выглядело как коктейль, каким-то образом было втиснуто в его руку. Рядом с ним стоял женский манекен, одетый только в бикини. На ней тоже были солнцезащитные очки, но они были приподняты, у ее ног лежал пляжный мяч, а под ногами ― искусственный песок.
Бикини были довольно симпатичными.
Они подойдут ее фигуре.
Но Хелен не поступала спонтанно.
Так ей сказал Том.
А еще она не была ни порывистой, ни импульсивной.
Ей так сказала ее сестра.
Хелен прошла в магазин.
***
Детектив-инспектор в отставке Барри Мид только что закончил стричь газон, когда подошел журналист. Он мог сказать, что человек был репортером, просто посмотрев на него. Все дело было в том, как тот торопливо подошел к Миду, стремясь перекинуться словом, прежде чем полицейский уберется обратно в дом. Ему не нравилась идея оставить свою газонокосилку без присмотра, поэтому он отключил ее от удлинителя и начал быстро накручивать кабель вокруг локтя.
― Вы слышали новости? ― запыхавшись, спросил репортер, горя от нетерпения ими поделиться.
Мид не удостоил его ответом. Он этого ожидал, но не желал доставлять этому мелкому жулику удовольствие от подтверждения, что его мир вот-вот рухнет. Все эти годы работы офицером полиции, и все закончилось так.
Уголовные обвинения.
Уголовные?
Какого дьявола они позволили этому случиться? Все злодеи, которых он закрыл, были настоящими преступниками. Он провел всю жизнь, служа правовой системе, которая сейчас должна награждать его медалями, а не исследовать под микроскопом одиночное дело, которое он возглавлял, и которое закончилось не очень хорошо. Может быть, они зашли с Уиклоу слишком далеко, но разве он, Мид, это заслужил?
Полицейская жестокость?
Что за насмешка. Как насчет жестокости, допущенной Уиклоу в отношении этих бедных маленьких детей? Кого действительно волнует пара тычков в ребра и несколько сильных ударов по лицу? Боже, тогда было совсем другое время.
― Я ничего не слышал,― с вызовом бросил он, положив смотанный кабель поверх газонокосилки. ― И мне нечего вам сказать.
― Но для вас это, однозначно, важный день? После всех этих лет?
― Важный день?
Он обогнул мужчину.
― Вы серьезно?
Из-за ярости он забыл о своей привычной осторожности в отношении журналистов.
― Я могу защитить себя от всех обвинений, которые они мне предъявят. Я выполнял свою работу, как мог, и, если им это не нравится, ну и ладно, но я ни в чем не виноват!
Репортер покачал головой.
― Нет. Я говорю не об этом, ― отмахнулся он. ― Этому не дадут хода. Вы можете расслабиться, детектив-инспектор Мид.
― Расслабиться? ― детектив не понимал, о чем тот говорит. ― Тогда о чем вы тут вещаете?
― Эдриан Уиклоу.
― Что с ним?
― Мы только что узнали, ― сказал репортер. ― Он умер. Он умер этим утром.
Барри Мид застыл. Он неподвижно стоял, пока осознавал полученную информацию.
― Уиклоу мертв, ― с неверием произнес он. ― Вы в этом уверены?
― Около часа назад тюрьма выступила с заявлением, ― подтвердил репортер. ― Это во всех новостях, но полагаю, вы занимались стрижкой газона.
― Значит, все, наконец, закончилось? ― тихо спросил Мид.
― Да, ― журналист его не совсем понимал. ― Они не будут предъявлять вам обвинений из-за Уиклоу, который теперь мертв. В этом нет смысла.
― Он мертв, ― снова произнес Мид.
Журналист посмотрел на него вопросительно, гадая, в шоке ли детектив в отставке или у него уже началась преждевременная деменция.
― Поэтому я к вам и пришел. Я хотел узнать вашу реакцию в отношении смерти мужчины, на которого вы так долго охотились. Что вы чувствуете теперь, когда ваш заклятый враг окончательно исчез?