За свою, пусть недолгую, практику я успела заметить, когда находишься в трудном и затяжном поиске и настойчиво разрабатываешь какой-либо вариант, нередко неожиданная случайность вдруг попадает, что называется, в «цвет твоих забот». Может быть, это запоминается по той же особенности «сбывающихся» снов, когда помнишь именно те, какие совпадают с дальнейшими событиями… Я взяла коробку с комбинезоном и отправилась на трамвайную остановку. На городском транспорте был обычный для конца рабочего дня час пик, и пассажиры дружно штурмовали подходившие трамваи. Я, не желая отставать от других, протиснулась к дверям нужного мне номера, даже успела зацепиться за поручень одной рукой — в другой у меня была коробка — и было утвердилась на нижней ступеньке, но тут плотный дядя мощно протиснулся впереди меня, потеряв равновесие, я уже собиралась спрыгнуть, как чья-то рука подхватила меня за спину, помогла удержаться, пока не закрылась дверь.
Я оглянулась.
Молодой человек в коричневой вельветовой куртке с откинутым капюшоном уже убрал руку и сейчас стоял ко мне спиной, не ожидая какой-либо благодарности за столь незначительную услугу, и отрывал листок абонементного талона. Я через его плечо протянула ему свой, он сложил их вместе, кому-то подал и так же через плечо вернул мне.
Он был без головного убора. Густые темные волосы гладко зачесаны назад, я обратила внимание на его уши — большие, как бы расплющенные, плотно прижатые к голове. Попутно вспомнила и заключение криминалистов, считающих, что форма ушей у каждого человека так же индивидуальна, как и папиллярные линии на пальцах.
Я не видела его лица, но уши у него были некрасивые.
На следующей остановке добавочная порция пассажиров разъединила нас, продвинула меня в глубь вагона, и, когда мне нужно было выходить, я с трудом протиснулась к дверям, выслушивая гневные замечания граждан, которые ехали дальше.
Выбравшись на тротуар, я увидела впереди коричневую вельветовую куртку и черноволосую голову с плотно прижатыми ушами.
Он шел не спеша, не было смысла его обгонять, я уже начала догадываться, что дальше произойдет. Мой попутчик остановился у подъезда поликлиники, секунду как бы раздумывал, затем решительно открыл двери и вошел. На больного он как-то не походил, встречаться с ним еще раз мне не хотелось, я прошла мимо поликлиники до конца квартала, затем вернулась к тем же дверям.
В вестибюле у окошечка регистратуры стояла небольшая очередь. Молоденькая сестра в белом «докторском» колпачке, лихо — как у гвардии старшины — заломленном на ухо, вела запись больных. Рядом было второе окошечко, там сидела вторая сестра, такая же молоденькая, но без колпачка. Она явно бездельничала, игнорируя хлопоты пациентов, отрешенно разглядывала маникюр на своих растопыренных пальчиках.
Я обратилась к ней:
— Шарапова в каком кабинете работает?
— А вы назначены?
— Нет, не назначена.
— Тогда зачем?
Я помолчала. Спокойнее, сказала я сама себе, чего это вздумала заводиться на пустяке…
— Я вас спрашиваю: в каком кабинете работает зубной врач?
Девушка вскинула на меня голубенькие глазки.
— В двенадцатом! — буркнула она и занялась своим маникюром.
Доска «Лучшие сотрудники поликлиники» висела рядом с гардеробной. Я согласилась с полковником — Л.В. Шарапова на фотографии выглядела милой и симпатичной, и я невольно подумала, что и главная хищница Горторга, делами которой я не так давно занималась, также была на Доске почета и тоже смотрелась хорошо, лучше, чем выглядела в действительности. И еще подумала, как трудно бывает расследовать дела людей, о которых в коллективе сложилось хорошее впечатление, когда все вокруг думают о них хорошо, а ты этому вроде бы не веришь.
Я заглянула в гардеробную и, не увидев на вешалках заметной коричневой вельветки, уже не удивилась: «теория вероятностей» начала работать на меня. Я прошла мимо, выглянула в коридор, где на скамеечках и стульях расположились больные, ожидающие приема.
Он сидел у начала коридора в трех шагах от меня. Я попятилась назад за угол. В профиль он выглядел несколько лучше, даже его плоские уши так не бросались в глаза. Опустив голову, зажав коленями переплетенные пальцы рук, он пристально разглядывал ковровую дорожку, тянувшуюся по коридору. Он был в куртке, он шел к врачу, но не на прием. Шарапова стояла возле него, глубоко засунув руки в карманы белого халата, и, часто мигая, смотрела прямо перед собой на крашенную белой краской стену коридора.