— Вот как? Значит, вы были недалеко от меня. Вон, видите, домик в тупичке? Это и есть мой особняк. Живу в одиночестве, родители переехали в Дзержинский район. А я ожидаю, когда достроят девятиэтажку на той стороне. Вероятно, не стоит вам в тупичок забираться, еще на гвоздь напоретесь.
В тупичке на самом деле валялось предостаточно гнилых бревен и досок.
— Симпатичный у вас домик, — сказала я. — Даже черемуха сохранилась под окном. Вам не жаль отсюда уезжать?
— А вы могли бы здесь жить? С черемухой, но… без всего прочего?
— Не знаю, — честно призналась я. — Но черемуха летом, наверное, хороша, даже без коммунальных удобств.
Я не спешила выбираться из машины, сознательно затянула паузу.
— Может быть, заглянем ко мне? — наконец предложил Тобольский. — Угостить, правда, мне вас нечем. Но кофе могу сварить. Кофе хороший, недавно ребята из Москвы привезли.
— А печка у вас есть? Для обогрева вашего дворца?
— А как же — плита.
— Дровами топите?
— Когда как. Сейчас преимущественно дровами. Вон их сколько вокруг валяется.
— И можно дверку у печки открыть и вообразить, что сидишь возле камина?
— Конечно, можно.
— Давно живого огня не видела.
— Тогда подворачивайте к дому, ставьте «Запорожец» под окнами.
— Максим, нас Петр Иваныч не потеряет, надеюсь?
Максим только молча пожал плечами, перевалил через валявшиеся доски и приткнул машину возле Черемухи.
— Вот вам ключ! — сказал Вадим. — входите. А я до нашего магазина добегу. Он рядом.
— Не нужно никуда бежать, Вадим. Мы же только что из гастронома.
— Неудобно, хозяину-то…
— Будет вам! Забирай сумку, Максим. Мы как в воду глядели. Там у нас есть все. Даже коньячок. Максиму нельзя, так мы с вами вдвоем хлопнем по маленькой. А Максим будет кофе пить. Мне, главное, возле вашего камина посидеть.
2
Беленная известкой дощатая перегородка делила дом на две половины, на кухню и комнату. Дверь в комнату была завешена шторой. На кухне стояла большая, аккуратная плита — родители Вадима, старые владельцы дома, были неплохими хозяевами. Все стояло на своих местах — чистенький фаянсовый умывальник в углу, деревянная, но со вкусом выполненная вешалка у дверей. На вешалке висела куртка и старый полушубок. Пока Тобольский принимал у меня пальто, я пригляделась к висящей на вешалке одежде, но ничего интересного не обнаружила.
— Можете пройти в комнату, — предложил Тобольский, — пока я растоплю печь.
— Разрешите, я побуду здесь — хочу присутствовать при сотворении огня — почти забыла, как это делается. Для меня сейчас огонь — это моя зажигалка, да еще когда на улице дорожники разогревают смолу.
— Правда, я не Прометей, но сотворить огонь для меня не проблема. Вы бы задали мне задачу потруднее.
— Не напрашивайтесь, — сказала я. — Может, и задам.
Я балагурила, поддразнивая Максима, который с серьезным видом выкладывал на стол из сумки сыр, батон, бутылку коньяку и апельсины. Тобольский вышел в сени за дровами. Максим коротко глянул на меня и укоризненно вздохнул.
Не знаю, как в комнате, но на кухне было чисто и светло. Покрашенный пол хорошо промыт, и, конечно, это сделали женские руки, что легко определить, если приглядеться к углам. На столе лежала свежая клеенка. Не верилось, чтобы холостяк Тобольский мог содержать свою квартиру в такой аккуратности. Окно было завешено кремовыми шторами. Я пригляделась: конечно, таким же кремовым тюлем были затянуты окна в квартире Шараповой…
Вошел Тобольский с охапкой колотых дров, уложил их в плиту. Достал из тумбочки под умывальником бутылку с чем-то коричневым, плеснул в огонь, бросил зажженную спичку. Сильно рвануло пламя, он захлопнул дверку печки.
— Бензин? — спросил Максим.
— Да. С машинным маслом.
— Не боитесь? Обжечь может.
— Я же аккуратно.
— Керосин безопаснее, — вел свою линию Максим.
— Керосин мне достать труднее, — Тобольский убрал бутылку в тумбочку.
Я, конечно, догадывалась, что Максим отрабатывает версию: «керосин — бензин — машина — шофер…» Все это пока было вокруг да около — мелкие фактики, из которых не вытянешь истину, как из сотни кроликов нельзя сложить одну лошадь. Но в крохотной работе следователя эта мудрая истина вдруг перестала быть истиной, и количество, в совокупности своей, становилось качеством.
— Сейчас дрова разгорятся, я открою дверку — и будет вам камин.
Тобольский подвинул к печке низенькую устойчивую табуретку. Из кухонного шкафчика достал тарелки, вилки, высокие стаканчики. Максим откупорил бутылку с коньяком, плеснул в два стаканчика.