— Ну… глубинные, это те, которые только под землей живут и на поверхность не выходят, считают истинными гномами только себя. Тех, кто под небом бывает, да и вообще на верхних горизонтах живет, верхними называют…
— Не совсем так, — перебил девушку Гаррион. — Если смотреть поверхностно, то действительно, гномы, называющие себя «глубинными», на поверхность почти не выходят. Но на самом деле так называют роды гномьей аристократии. Так получилось, что наибольший вес в их обществе имеют шахтеры и кузнецы. Да эти роды еще и самые богатые, ко всему прочему. На поверхность им подниматься, сам понимаешь, необходимости почти и нет.
— Как так, — поразился Стингер. — А жрут они там что? Камень?
— Почему, грибы раньше выращивали в пещерах, животных кое-каких разводили. Конечно, без дневного света там очень уж специфическая живность водилась, да и растения не самые обычные. Но провиантом гномы себя вполне обеспечивали. Только это давно было, сейчас-то торговля давно налажена. Ну и к тому же появились роды, которые нашли себе работу наверху. Да и жить стали ближе к поверхности, их и начали называть «верхними». Если на то пошло, то Шеб, с которым вы познакомились в Перевальном, как раз из очень древнего и уважаемого рода глубинных. И вес в гномьем обществе имеет намного больший, чем даже голова Перевального или, скажем, местный начальник перевала Больших ворот.
— Странно, я об этом не знала, — поразилась Шелли. — Я думала, он вообще не гном. Шеб периодически так всю подземную жизнь на орочьем описывает, что заслушаться можно.
— Ты, наверное, просто его не спрашивала, — улыбнулся Гаррион. — И спала на уроках политики, впрочем, последнему я не удивляюсь. Шеб что-то вроде то ли представителя, то ли наблюдателя от своего рода на южных землях. Перевальный — это вообще частное предприятие рода Гранита. А голова сидит от их главного и следит в основном за выполнением законов, вот только жалованье ему не правительство платит, а как раз Шеб.
— Надо же, сколько всего нового узнаешь, — поразилась Шелли.
— Пора взрослеть, девочка, — неожиданно серьезно произнес тифлинг. — Мы живем в непростом мире, и большинство разумных в нем — отнюдь не те, кем кажутся на первый взгляд. Ладно, вижу, что людей интересует еще и третья категория этого народа, — повернулся он уже ко мне. — «Не гномами» называют тех, кто принял подданство других стран или отказывается жить по их законам. Ну налоги там не платит, долю в казну рода не отстегивает и тому подобное. В общем, совершает самые страшные с точки зрения гнома преступления. Их тоже довольно-таки много, живут они в основном среди людей. Кое-кто и на другие континенты переехал. В Оэсси у них целый квартал свой, там неподалеку от реки достаточно здоровая скала выходит, вот ее они и облюбовали. Изрыли там все, небольшой городок под землей отгрохали. Заодно и гильдию мостовиков основали, все мосты в Десяти городах как раз этими не гномами и построены.
У меня за спиной Тирли возился с фотоаппаратом, встроенным в его наладонник. Раньше съемками местности мы не особо и увлекались, но эта обжитая долина очень уж впечатлила радиста. Да и наше начальство заинтересовать должна была, технологии земледелия тут любопытные… Нет, вроде что-то подобное и у нас делали, я видел виноградники в горах Крыма, и на Кавказе нечто похожее устраивали в горах. И в Китае встречал грандиозные рисовые поля на искусственных террасах. Но у нас подобное если и устраивали, то только в очень подходящих для этого местах. А здесь гномы, похоже, просто натаскали плодородной почвы и каким-то образом заставили ее прижиться, превратив горную долину в райский сад.
Поднялись мы, кстати, не особенно и высоко. От Перевального до ворот проехали где-то километров пятьдесят — пятьдесят пять, из них около двадцати по болотам, уж не знаю, природным или искусственным. Дорога постоянно поднималась вверх, в холмах, кстати, довольно ощутимо. Ну и по самому перевалу уже километров восемь отмахали, тоже продолжая подниматься. Так получалось, что где-то на километр вверх мы уже забрались. Но дискомфорта от понижения давления и недостатка кислорода я пока не ощущал, тифлинги, впрочем, тоже. А вот вокруг долины горы поднимались на весьма приличную высоту, а дальше к западу виднелись три очень внушительных пика, вершины которых терялись в облаках.
— Ой, а чего это Тирли делает? — заинтересовалась Шелли манипуляциями радиста.
— Память сохраняет, — ответил я. Тирли явно увлекся съемкой пейзажей. Компьютер-наладонник — это, конечно, не полноценная фотокамера, но для отчета сойдет. Жаль только, что нам эти снимки однозначно не оставят, все будет похоронено в архивах то ли Министерства обороны, то ли того самого подразделения ФСБ, которое представлял полковник Лисицкий. Но радист сейчас об этом, похоже, не думал, увлеченно снимал окружающие горы, даже лошадь изредка останавливал и иногда начинал внимательно просматривать снимки, что-то удаляя, что-то снимая по новой.