Выбрать главу

— Им? Они без неё жить не могут, а то бросили бы давно.

— А тебе, значит, не нравится.

— Нет, — говорю я. — Я никогда не хочу так, как они. У меня такое счастье было, когда я кастинг не прошёл! Мы тогда ещё пошли с папой мороженое есть. Он думал, я расстроился и меня надо утешать. И я ел мороженое с таким печальным лицом. А про себя думал: читать, читать и гулять! Свобода!

— Это ты в шесть лет читал, что ли?… — спрашивает Джефф.

— Ну, конечно. До школы как раз лучше всего читать, пока время есть.

Мы идём с Джеффом и Стоуном. И я думаю: это могла быть фраза из американского романа. Если не называть моего собственного имени.

* * *

А время, кстати, у меня и сейчас есть. Ни у кого нет, а у меня — полно. Главное — выбрать себе правильную роль. Я и выбрал, и играю — только не в театре, а в жизни. Я лентяй и двоечник, так привык. Мне удобно. Потому что я не хочу, не хочу ничего делать! По крайней мере, ничего лишнего. Зачем?

Я обычный, у меня и имя самое обычное — Иван. Не надо мне ставить целей, добиваться. Не надо никаких конкурсов и олимпиад. Даже уроки так, почти не надо, только для себя посмотреть, если что непонятно. Я не люблю, когда непонятно — у меня мутно делается в голове и читать мешает. Так что я в целом школьную программу знаю, экзамены сдам. Но отвечать на уроках совершенно не обязательно. Плевать я хотел. Я буду курьером. Или барменом. А в свободное от работы время — ходить и читать. Читать, читать и потом ходить, когда глаза устанут. Курьером — это ближе к ходьбе: будет такая работа, ходить; а остальное время можно читать. А если барменом — то наоборот, это ближе к еде. От еды никуда не деться, но я хочу обходиться самым минимумом. Мне хватит. Чтобы всё остальное время — читать и ходить, ходить и читать. На это ведь денег не надо. Ходить можно бесплатно.

У нас через дорогу на первом этаже бар. Туда вечером заходят люди — в костюмах, галстуках. И вот я думаю — они, значит, работают изо всех сил, устают. Чтобы вечером пойти отдохнуть в бар. И там сидеть со своим пивом, или что там им наливают. И платят они вот этими деньгами, заработанными. Отдыхают, чтоб с утра снова на работу; работают, чтоб вечером снова отдохнуть.

На редкость осмысленный образ жизни, ну.

При этом если человек просто смотрит на них в окно — он лентяй и бестолочь.

Конечно, кто-то скажет, что они работают на благо человечества. Да? Вот это тыканье в комп, в телефон. Вот эти ворохи никому не нужных бумаг в офисе, нервные телефонные разговоры, красные глаза, в результате — ура! Продал дороже! — это благо человечества, да?…

Нет, конечно, есть люди, которые реально работают. Плотники. Сталевары. Или землекопы. Во, это мои любимые — землекопы. Они все работают, мы знаем это из учебника математики. Причём одни землекопы работают в полтора раза быстрее других, зато на четырнадцать дней меньше, и сорок процентов… Чего там было сорок процентов?… Ну, неважно. Главное, что люди в баре не похожи на землекопов и плотников.

Я никогда не буду таким, как они.

Иногда я мысленно заменяю землекопов из учебника на голых землекопов. Есть такой зверь, довольно симпатичный, кстати. Если на геометрии представлять себе голых землекопов, мир приобретает удивительный объём. Играет красками. А ещё землекопов можно поменять на землемеров. Господин Землемер. Люблю Кафку, хороший писатель, жизненный.

…На фоне посетителей бара у бармена жизнь гораздо интереснее. Ему не надо идти в бар после работы — он и так уже там. И рано вставать не надо. Валяйся утром, читай себе хоть Кафку, хоть Стивена Кинга. Интересно, вот у этих посетителей бара есть время на Кафку? А у бармена наверняка есть.

* * *

— Ваня, давай махнёмся? Я тебе алгебру, а ты мне сочинение. Давай? А то мне реально некогда, понимаешь? Время тратить ещё на эту ерунду!

Мы идём мимо серых девятиэтажек, мимо магазина «Продукты», мимо самых обычных кустов, на них висят самые обычные капли дождя, но это всё равно очень красиво. Мы идём, не останавливаемся: мимо трамваев, мимо проводов, мимо балконов — мимо всего. То есть это Стоун идёт мимо, а я на всё смотрю. И всё вижу. Я — не мимо, я всё пропускаю через себя. А Стоуну ничего этого не нужно, он живёт внутри своей головы. У него там, как я себе это представляю, бесконечные цифры и неизвестные мне символы. Школьную алгебру он делает одной левой, думая в это время о другом; решает такие задачи, в которых мне даже условие недоступно. Реально левой: Володя Стоун — левша.

— Зачем мне алгебра? — спрашиваю я. — Я же не делаю домашку. Ты забыл? Ты мне лучше объясни вот эти отрицательные корни, я недопонял. А сочинение я тебе и так напишу. Конечно, напишу.