Выбрать главу

- Как я тебя понимаю, дорогуша, - промурлыкала старая грымза, пытаясь продавить кресло, и взгромоздила лодыжки на саквояж соседки. - Для таких крупных женщин, как мы, эти креслица явно маловаты.

Карина покосилась на бесформенную тушу, распирающую трикотажное платье в блестках, которое идеально смотрелось бы на ком-то на два размера меньше и лет на тридцать моложе, потом успокаивающе разгладила складки лилового шелка, обтекающего ее приятные округлости. Разумеется, никакого сравнения быть не могло... или могло?

- О, меня тревожит не физическая теснота, - ответила она со смешком, который кто-то много лет назад имел неосторожность сравнить с веселым звоном горного ручья. С тех самых пор Карина весело названивала по случаю и без. Меня гнетет присутствие стольких несчастных душ, несущих бремя страданий, горя, тайных страхов. Я, видите ли, экстрасенс, я такие вещи чувствую особенно остро.

- Я тоже, - задушевно поддержала ее соседка, - особенно после жареного. У тебя, голову даю на отсечение, то самое... знаешь, такая жгучая боль, прямо под ложечкой?

- Ничего похожего, - отрезала Карина. - Кроме того, я не употребляю ни животных жиров, ни алкоголя.

- Да, в наши годы приходится быть осторожными, верно? - Старуха захихикала, и полезла в огромный баул с посеребренными застежками. Похоже было, что она собирается достать оттуда семейный альбом героических пропорций.

Карина решила, что объяснять старой грымзе, что имелась в виду сугубо тягость сочувствия людским скорбям, беспрестанно встречающимся ей на пути, и ощущение несоразмерности им ее собственных скромных талантов. Ей никогда не хватит сил исцелить каждого встречного, и сугубо инстинкт самосохранения требовал ограничить применение целительских способностей теми, с кем Карина ощущала определенное духовное родство. Поначалу ей померещилось, что ее соседка как раз из таких - кричащая пестрота колец и браслетов на толстых белых руках предполагала, что эта особа может адекватно оплатить исцеление от скорбей телесных. Но сейчас экстрасенс начинала подумывать, что остаток полета разумнее было бы провести в молчаливом раздумье.

Она объявила, что пришло время для медитации, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на жмущееся к ноге могучее бедро и голос соседки, твердящей, что соснуть после обеда в их возрасте куда как полезно. Раздражение подавляет альфа-ритм, а на Маганос Карина намеревалась прибыть, излучая безмятежное спокойствие, дабы уверить в своих добрых намерениях эту... Акорну. Бедное дитя! Ее никто не учил пользоваться экстрасенсорными способностями; неудивительно, что бедняжка сбежала на край вселенной! На самом деле время, проведенное вдали от мира, могло сказаться на ней весьма благотворно. Но пришла пора ей вернуться. Это могла почувствовать и сама Акорна; потому она и ответила на послание целительницы... пятьдесят седьмое по счету. И теперь Карина сможет принять девочку-единорога под свое крыло, научить пользоваться ее силами ради всеобщего блага, не изнуряя себя и, прежде всего, не бесплатно, как она это делала в те немногие недели, что провела на Кездете два года назад. Сама идея вызывала у Карины легкую тошноту. Ну ничего. Когда они с Акорной объединят силы, девочка всему научится.

Зажав в пальцах кулон из оправленного в серебро радужного опала, Карина заставила себя увидеть источаемый ею розовый свет любви, протягивая эфирную руку, чтобы окутать Акорну той же нежной аурой... и ощутила ответный толчок, нечеловеческий, удивительно сильный, но в то же время доброжелательный. Чудесно! Челнок не одолел еще и полпути до Маганоса, а присутствие Акорны уже чувствуется... Это ведь должна быть девочка-единорог, так? Карина силой воли попыталась загнать себя еще глубже в транс, но очень трудно было сосредоточиться, когда этот дурацкий громкоговоритель над ухом верещит про коррекцию курса и требует не паниковать. Само собой, она не будет паниковать... Как странно! Сиденье словно бы ушло из под седалища. Это хорошо, значит, она глубоко ушла в транс, вот и левитация начала проявляться... И явственное ощущение чужого присутствия совсем рядом, безошибочно выделяемое из тесного скопища людских рассудков.

Из транса ее вывела рука, решительно трясущая ее за плечо, и отдающее мятой жаркое дыхание над ухом.

- Скушай, дорогуша. - Толстуха-соседка протянула ей мятную пастилку, изрядно пострадавшую от долгого пребывания в потном кулаке. - Говорят, замечательно помогает от космической болезни.

Прежде, чем Карина успела объяснить, что строгая дисциплина ума позволяет ей разрушать такие иллюзии, как космическая болезнь, челнок вдруг тошнотно ухнул куда-то, потом завалился набок, отчего у экстрасенса перехватило дух, и выровнялся. По другую сторону прохода кого-то стошнило. Карине пришлось закрыть глаза и строго напомнить себе, что ей полагается Думать о Высшем, а космическая болезнь - это самообман сознания. Кто-то в дальнем конце салона вдруг слабо взвизгнул, и в следующим момент по челноку прокатилась волна воплей. Карина отчаянно сосредоточилась на мысленном образе Акорны - рослой, среброгривой, радостно встречающей будущую подругу прежде чем, приоткрыв один глаз, все же глянуть, из-за чего такой шум.

Только поэтому она единственная из всех пассажиров не испугалась и не удивилась, увидав, как рослое, среброгривое существо с золотым рогом во лбу переступает порог двери, которой следовало оставаться герметично закрытой до того момента, когда челнок войдет в атмосферные купола Маганоса. За дверью шлюза, где следовало чернеть космическому вакууму, несущему всем пассажирам мгновенную гибель, струился неведомо откуда ровный золотистый свет.