– Не понимаю, – пожаловался он. – У них собственный корабль; на вид люди не бедные; неужели в наше время кто-то еще не знает всеобщего? Понять не могу, откуда они вылезли.
– Какая разница? – рявкнул Хафиз. – Дальше!
Дальше рассказывать было нечего. Незнакомцы улетели на своем пестром корабле; Джудит, Гилл, Пал и Рафик отбыли на «Ухуру». Дельзаки Ли, хоть и задремывал поминутно во время переговоров, сразу после их отлета потерял сознание и с тех пор находился в госпитальной палате под особой охраной.
– И к нему никого не допускают, – добавил секретарь. – Только твердят, что мистер Ли отдыхает, что состояние его улучшается, ну и тому подобную чушь. – Он с надеждой глянул на Хафиза. – Может, вас пропустят?
Однако Харакамян-старший столкнулся с непреодолимым препятствием в лице молодого, усталого врача, начавшего карьеру добровольцем, перевязывавшим изможденных детишек в День Освобождения. На Дельзаки Ли врач взирал как на почти святого.
– Он подвергается массированной медикаментозной терапии, – отрезал врач, – и будет ей подвергаться до тех пор, пока его состояние не стабилизируется, а до этого времени я не позволю тревожить больного!
– Если вы накачали его наркотиками до бровей, – нетактично перевел Хафиз на общепонятный язык, – то мне и вправду нет толку пялиться на него, покуда он дрыхнет.
Снедаемый любопытством, он решил убить время до того момента, когда Ли проснется, или придет письмо с «Ухуру», поглядев, что изменилось на базе со времени его последнего визита. Он уже двинулся было в сторону инженерного отдела, когда его поразила одна мысль.
– Эй – Провола ведь не отправилась к шайтану на рога вместе с ними?
Заверенный, что Проволу Куэро, как обычно, можно найти в ее кабинете, Хафиз предупредил, что именно туда и следует отправляться со всеми новостями для него, а копии оставлять в его личных апартаментах, а также в любом другом месте, где он, Хафиз, может оказаться.
Дверь в кабинет Проволы была открыта. Хафиз издалека услыхал рыдающий голос, умоляющий о чем-то Проволу Куэро. Та отвечала спокойно, вежливо, и ничуть не растрогано.
Финансист замер на пороге. Взгляд его приковала пышная женская фигура, обтянутая сиреневым платьем со стильными белыми оборочками, и увешанная самоцветами всех оттенков, соблазнительно подрагивающими на серебряных цепочках, овивающих роскошное тело. Из этой особы можно было накроить две жилистых, невысоких Проволы Куэро с ее аскетически-короткой стрижкой и коротенькой косицей на затылке, но по мнению Хафиза, подобная женщина стоила десяти инженерочек вроде Проволы.
– Дорогой мистер Харакамян! – воскликнула Провола с неслыханной теплотой. Нет, она была определенно не во вкусе Хафиза, даже выглядела не по-женски, но вот управляющим была превосходным. Она обернулась к незнакомке. – А вас я попрошу выйти.
– Но куда же я пойду?! – всхлипнула та, разведя пухленькими белыми ручками. На пальцах сверкали кольца. – У меня едва хватило денег, чтобы прилететь сюда на помощь бедняжке Акорне…
– И почему, дражайшая… – Хафиз сделал паузу, ожидая, что незнакомка представится.
– Карина, – хором промолвили обе женщины.
Восхитительно пухлая ручка умоляюще протянулась к нему, и Хафиз не устоял перед искушением. Он припал губами к запястью, бережно погладил локоток, а свободной рукой незаметно отмахнулся от Проволы, показывая, что сам займется этим делом. Когда он вывел Карину из кабинета управляющей в богато обставленную приемную, за спиной его послышался явственный вздох облегчения.
– Дражайшая Карина, – поинтересовался Хафиз, экспансивно размахивая руками, – почему вы решили, будто Акорне требуется ваша помощь?
– Но так и есть, – настойчиво повторила та, и цепкая память вовремя подсказала имя, – господин Харакамян!
– Давайте обсудим этот вопрос наедине, в моих апартаментах, – предложил Хафиз самым своим убедительно-медовым голосом.
Столько лет он не встречал женщины столь сладостных пропорций! Нынче мода пошла на подтянутых, стройных, худощавых, костлявых вешалок, и финансист уже отчаялся отыскать особу достаточно интересную. А то, что эта красавица, похоже, что-то знала об Акорне, только добавляло ей привлекательности.
Глаза Карины широко распахнулись.
– У вас здесь квартира… на Маганосе?
– С Домом Ли меня связывают многочисленные деловые и личные контакты, – объяснил Хафиз, ненавязчиво подталкивая гостью в направлении жилого блока А. – В моем распоряжении постоянно находятся личные апартаменты, всегда готовые меня принять… должны быть, – закончил он угрюмо.
Когда финансист приложил ладонь к читнику у двери, диафрагма медленно растворилась, открывая взглядам гостиную, совсем недавно пострадавшую от нашествия одинокого и безалаберного холостяка. На полу валялись, неубранные по ячейкам, кубики с записями; на двери душевой висел новенький салатово-зеленый костюм в фуксиновый цветочек; а следы от полупустого стакана на столешнице из бесценной древесины танккийского «пурпурного сердца» подсказывали своим благоуханием, что прежний обитатель квартиры принял близко к сердцу разрешение Второго Пророка употреблять спиртные напитки.
– Моего наследника работа, – прорычал Хафиз. – Если он не исправится, то скоро станет моим бывшим наследником!
Включив настенный терминал, он вызвал команду уборщиков, чтобы привести квартиру в порядок, после чего предложил Карине посетить по такому случаю один из кабинетов при центральном кафетерии.
– А когда Рафик вернется, – заключил он, – если, конечно, вернется, я его запишу на курсы личной гигиены для бывших бездомных, ибо он явно нуждается в обучении подобного рода!
Представив рослого, величавого Рафика втиснутым за школьную парту и прилежно выслушивающим, как следует чистить зубы, Хафиз настолько развеселился, что почти забыл о гневе. А Карина окончательно привела его в благодушное настроение, спросив, как может ее благодетель сердиться на такого славного, отважного, красивого юношу, как Рафик, и поклявшись, что немедленно признала семейное сходство. Если бы это оказалось правдой, наблюдательности целительницы можно было бы позавидовать, поскольку Хафиз Харакамян был на шесть дюймов ниже и тридцать фунтов тяжелее своего племянника, а его морщинистое лицо, невзирая на дружелюбную мину, напоминало скорее морду крокодила, поглядывающего на крутой берег в надежде, что оттуда свалится еще один толстенький, смугленький ребятенок. Однако застрявшей на чужой планете без единого кредита в кармане, да вдобавок голодной Карине Хафиз показался воистину прекрасным, когда по его приказу в отдельный кабинет при кафетерии принесли большой поднос кремовых пирожных и кофейник с кавой его любимого сорта.
– А теперь, дражайшая моя Карина, поведайте, прошу, как случилось, что подруга нашей Акорны очутилась в столь прискорбном положении, – предложил он, – и что прикажете сделать с негодяями, бросившими вас так гнусно.
– О, – отмахнулась Карина, – они вовсе не негодяи, они Возвышенные Создания, и я почти уверена, что они совсем не хотели бросать меня, просто очень торопились, а я же не могла им заявить, что у меня денег вовсе не осталось. Как я могла – вы же понимаете?
– Безо всякого сомнения, – изысканно-вежливо согласился Хафиз, хотя ничего не понял.
– У них такие чудесные ауры, знаете, – продолжала Карина, – чего и следовало ожидать от сородичей Акорны…
– Линьяри – здесь?! – перебил ее Хафиз.
Хотя финансист и отложил все дела, равно как соблазнительную идею заключить эксклюзивное торговое соглашение с первой расой инопланетян, вступившей в контакт с человечеством, ради того, чтобы приглядеть за Акорной, теперь, когда он уже прибыл на Маганос, и никто вроде бы не паникует из-за девочки, Хафиз не мог не вспомнить, какие барыши могло бы принести подобное соглашение… и что он, как один из двух официальных опекунов Акорны, по праву должен был его заключить. Но он вовсе не рассчитывал, что второй опекун каким-то образом приманит загадочных линьяри к себе домой.