По-прежнему захваченный этими мыслями, я лег спать, но никак не мог заснуть. Я молился, просил Бога, чтобы Он дал мне способность познать Его, позволил ощутить Свое присутствие, возродил ощущение посланничества, придал сил.
Но ничего не произошло. Небеса молчали. Дух, как я теперь считаю, скорбел из-за моей трусливой гордыни. Бог не позволил бы мне найти Его, если бы я продолжал искать оправдания для своего желания разрушить отношения со своими братьями. Обретение Бога и жизнь в общине неразрывно связаны. Нельзя стремиться к одному, при этом не стремясь к другому. Отчаянная молитва, суровый пост и часы, проведенные за изучением Слова, не убедят Бога открыться, если при этом мы игнорируем межличностные конфликты. «Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна; а кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» (I Ин. 2:10–11).
Через несколько дней один из сотрудников сообщил нам, что располагает необходимой повесткой на следующее собрание. Я не хотел идти, но поставленное мною условие было соблюдено. Я явился. Остальные пришли тоже. За исключением одного – он заболел. Я завидовал ему.
Когда повестка дня была оглашена, я обратился к ее автору. Я понял, что он явно нападает на меня, отраженные в повестке планы ясно это доказывали. Двум другим я сказал, что ощущаю зарождающийся среди нас дух соперничества. Я имел в виду их планы служения, параллельного моему.
Я знал, что бросаю бомбы. Однако, как только я их бросил, срочный телефонный звонок положил конец нашему собранию.
Мы вновь собрались через пять дней. Мы договорились открыто обсудить влияние, которое оказываем друг на друга. Я называю это рассказать историю своего настоящего. Вместо обсуждения непосредственного конфликта мы решили поговорить о том, каким образом стиль нашего общения провоцировал сильные отрицательные эмоции.
Один из тех, со стороны которого я ощущал дух соперничества, сказал, что я использовал его в своих интересах. Мне и в голову не приходило, что он испытывает такие чувства. Я не имел понятия, какие мои поступки могли их породить. Некоторое время мы довольно беспорядочно обсуждали этот вопрос. В конце концов я осознал, что внутри меня поднимается какая-то волнующая сила. Эта сила заставляла меня обороняться, чтобы каким-то образом объяснить и оправдать свои поступки. Я любил этого человека. И я обидел его. Когда я признался в этом самому себе, то испытал глубокую скорбь. Что-то внутри меня изменилось. Казалось, нет на свете ничего более важного, чем мое желание исправить свое отношение к нему. Я облек этот внутренний порыв в слова. Это был хороший момент. Но была в нем какая-то незавершенность.
Желание больше любить его, в какой-то момент выраженное, отворило двери в сокровенные части моего «я». У меня не было намерения использовать своих друзей, и я чувствовал себя обиженным недостатком доверия с их стороны. Мне было одиноко. Надежда оставила меня. Я попытался выразить эти чувства словами. Так я начал рассказывать историю своей внутренней жизни, повесть о человеке, жаждущем недостижимого. Я начал это так: «Мне кажется, что многие меня уважают, но немногие любят».
Другой сотрудник спровоцировал меня продолжить рассказ. Он сказал, что из десяти самых важных для него высказываний, которые он слышал в течение всей жизни, пять принадлежат мне. Пока он говорил, я трепетал от боли. «В этом-то все и дело, – сказал я. – Меня ценят за способность помогать, но когда наступает время повеселиться, никто не вспоминает обо мне».
Когда я произнес это, тяжелые воспоминания нахлынули на меня: вот вечеринка, на которую меня не пригласили. А ведь эту вечеринку устраивала пара, чей брак, по их же словам, спас я. В нашем окружении были приглашены все, кроме меня и моей жены. Почему? Вот другое воспоминание: после одной необычайно драматичной консультации, которую я провел вместе со студентами, все столпились вокруг моей пациентки. А я в это время медленно выходил из кабинета, изнуренный, никем не замечаемый, одинокий.
Но даже под тяжестью сокрушающего одиночества я ощутил странную вспышку радости. Я могу описать это только как ощущение бытия, восторг жизни. Я существую. Я живу в падшем мире. И в нем, подобно всякому честному человеку, я чувствую себя одиноким. Но мне придает жизненную силу нечто, что я могу предложить и другим. Никакая боль и никакая утрата не в состоянии лишить меня этого. Чудом благодати, я могу продолжать жить как человек, преданный цели несравненно более высокой, чем избавление от одиночества. И я могу смотреть в лицо одиночеству и обидам. А иногда меня трогает нежность со стороны других людей. Она вселяет в меня надежду.
Но этого бывает недостаточно. Коллеги почувствовали мою боль. Их глаза засияли состраданием, они сочувствовали мне. Между нами возникло единство, но посреди этого единства мы с новой силой осознали, насколько слаба наша любовь друг к другу.
Это побудило нас поделиться сокровенными историями наших душ. Наша потребность в цели большей, чем мы сами, заставила нас умолкнуть. Все наши невзгоды, взаимная зависть, размолвки показались пустяком по сравнению с тем величественным, контуры которого проступали все яснее и яснее. Мы нуждались в общении с Тем, Кто мог бы рассказать нам более чудесную и более поразительную историю, чем все те, которые нам когда-либо доводилось слышать. Нам нужен был Тот, Кто помог бы нам пройти через по-прежнему нерешенные проблемы к цели грандиозной настолько, что все остальные по сравнению с ней казались жалкими карликами.
Мы начали говорить о своей преданности Богу. Казалось, никакие другие темы уже не важны. Мы ощущали себя маленькими, но исполненными надежды. В комнате воцарилась атмосфера поклонения. Мы находились под впечатлением величия и исключительности Бога. Некоторое время мы наслаждались сладким ароматом поклонения, а затем завершили собрание. Нельзя сказать, чтобы мы приняли много решений. Между нами возникли серьезные конфликты, и они по-прежнему требовали своего разрешения. Но мы покидали комнату с обновленным желанием отдавать друг другу, вносить свои неповторимые лепты в созидание Тела Христова и жить ради славы Кого-то, более великого, чем мы.
Мы рассказали историю своего настоящего, историю о том, как мы взаимно подвели и обидели друг друга. И наши признания взломали двери наших сердец, и на волю вырвалась страсть дарить. Мы поведали полные разочарований и одиночества истории своей внутренней жизни. И тогда боль уступила место страсти к жизни. Мы рассказали сокровенные истории своих душ. Они были о том, как мы хотим спокойно положиться на Божью силу. А затем пришло время поклонения.
СТРАСТЬ, УГОДНАЯ БОГУ
Бог открывается тем людям, чья страсть к Нему заставляет их чувствовать себя чрезвычайно неловко, когда они чем-то обижают Бога или заставляют Его скорбеть. Это происходит не только потому, что они боятся возмездия, скорее всего, это связано с их желанием быть близкими к Богу Угодная Богу страсть развивается, когда мы не отворачиваемся от горьких истин и честно признаем то, как мы общаемся с другими людьми и Богом. Мы узнаем правду и хотим вести себя иначе. Дурные, правящие нами страсти разоблачаются, а лежащие под спудом хорошие – пробуждаются, когда мы рассказываем свои истории друг другу в присутствии Бога. При этом мы должны сознательно решить для себя, что будем открыты для Его работы, чтобы разрушать старое и созидать новое.
Рассказывая историю своего настоящего, историю, в которой ярко проявляются наша решимость уцелеть в мире без доброго Бога и выявляются наши способы общения с миром, полным разочаровывающих нас людей, мы распознаем и разбиваем толстую скорлупу, которой сами себя окружили. Нас теперь манит возможность глубокого общения с людьми. Мы хотим общаться не ради того, чтобы что-то получить от них, а ради них самих.