А чего стоят его вопросы о численности команды на отдельных пароходах, например, на «Вышеграде» и других?! Не ясно ли, что этот человек готовился к антивоенной пропаганде в военном флоте? Зачем бы он иначе ходил в кино, где показывали хронику «Парад военно-морского флота»? И почему, скажите на милость, этому подозрительному субъекту понадобилось породниться с тем самым арестованным трактирщиком… Вернее, наоборот: почему у трактирщика оказалось семь сыновей и одному из них вздумалось жениться на кузине человека, который разъезжал на судах пражского пригородного пароходства, готовясь к подрывной деятельности в военно-морском флоте? Человека, который не гнушается за литр пива выманить у рулевого на «Збраславе» тайну того, как пароход маневрирует, поворачивая то налево, то направо. Представьте же себе, что он стал бы делать, доведись ему попасть на дредноут флота его императорского величества? Уж он бы не пожалел всего своего состояния, чтобы, например, узнать, как на наших кораблях дают контрпар. Состояния у него, правда, нет, но все же хватает денег угощать сигаретами машинистов винтовых пароходов на Влгаве, лишь бы они ему растолковали, как приводят в движение судовой двигатель. Не важно, где находится этот двигатель: на миноносце, канонерке или пригородном пароходе «Пршемысл». Важно то, что этот злоумышленник разлагает команду, осматривает винты и рули и даже учится плавать!
Сыщик сделал значительную паузу, вздохнул и продолжал:
— Все это мы точно установили, прежде чем арестовали этого субъекта. Двое сыщиков задержали его, как раз когда он ступил на палубу «Збраслава», чтобы отправиться в Модржаны. Заметьте, что Модржаны лежат на том же меридиане, что и австрийский морской порт Пулье… Итак, его задержали и привели в полицию. При нем оказалось три письма. Он, конечно, уверяет, что ни в чем не виноват. Но это ему не помогло; мы взялись за письма, И вы подумайте, каков негодяй! Внешне невинная торговая переписка: заказы на цыплят, масло и сушеные овощи. При этом он заявляет, что у него нет никаких родственников в Триесте, а на вопрос о местожительстве дает адрес и объясняет, как пройти: квартира, мол, на третьем этаже, а на дверях нет визитной карточки. И все это так нахально, смотрит прямо в глаза, просто ужас!
Мы его для виду отпустили домой, а мне было приказано рано утром явиться к нему на квартиру с обыском. Ладно, взял я с собой еще двух сыщиков, и мы пошли. Адрес сходится, дом номер такой-то, третий этаж, дверь без визитной карточки.
«Хозяина нет дома»,-отвечает прислуга. «Ага, — говорю я, — упорхнула пташка!» Вскрываем письменный стол, забираем письма, вытаскиваем все платье из гардероба, связываем в узлы, и инспектор Шпачек уже собирается их унести, как вдруг пташка возвращается в гнездо… Но Шпачек потянул меня за рукав и говорит: «Господи боже мой. Это же не та квартира, коллеги, мы попали к судье!». Скандал! Ну, мы с извинениями ретируемся: мол, ошиблись дверью — видим, что рядом, на площадке того же этажа, обитает настоящие виновник. Политический сыщик утер пот с лица и закончил:
— А теперь, господа, вы ясно увидите, как тяжела полицейская служба. Все наши старания пошли прахом. Изъяли мы у него корреспонденцию и продолжаем розыски сообщников. И вот как раз сегодня из Вены приходит телеграмма — дело временно прекратить будто бы на том основании, что к арестованному трактирщику не могли ходить моряки: он не трактирщик, а приказчик в овощной лавке, к тому же глухой от рождения… А тот тип, чью корреспонденцию мы изъяли, тоже не имеет прямого отношения к делу, потому что человек, который ходил на пароходы вынюхивать, оказывается, умер десять лет назад.
Полицейский агент мрачно выпил пиво и утер усы. Мятеж во флоте австрийской империи был полностью подавлен!