— Клава, ты уже приготовила уроки?
— Нет еще, — говорю я.
— Тогда садись, учи! Я тоже буду готовить уроки. Пришло и мое время учиться. Нынче записалась в ликбез.
Мать была веселая, какая-то вся новая, и я видела, как она сняла со стола швейную машину, прибрала шитье, уселась на стул, надела очки и стала водить пальцами по строчкам.
Время шло. Брат Василий ушел по призыву комсомола в летную школу и стал летчиком. Третий брат — Михаил — окончил институт, начал работать конструктором на автозаводе. А меня тогда в шестом классе средней школы выбрали руководителем кружка кройки и шитья. Сначала я боялась, что ничего у меня не выйдет. Потом справилась с этим общественным поручением. Увлеклась я шитьем с малых лет — как только научилась держать иголку в руках, сама шила куклам пышные сарафаны.
Потом на квартире у нас была свадьба — Коля женился. На свадьбу собралась вся семья. Много было и незнакомых мне людей. С братом Васей тогда приехал какой-то курсант летной школы — высокий, стройный, с черными глазами. Его звали Борисом.
— Клава, здравствуй! Какая ты большая стала! — сказал этот Борис.
— А я вас не знаю.
— А я вот знаю. Как же это ты не помнишь? Когда-то на одной улице жили. Ты тогда маленькая была, в первый класс бегала.
Я смотрела на него не то растерянно, не то удивленно.
— Не помню.
— А я у твоего брата, Василия Федоровича, учусь. Он — наш инструктор.
Все взрослые пили вино. Немного выпила и я, у меня сразу зашумело в голове, горячо стало внутри, и я почувствовала себя совсем большой. Тогда мать произнесла тост. На всю жизнь запомнила я эти слова.
— Вот, посмотрите, какая у нас семья! — говорила мать. Она была радостная, возбужденная. Все держали рюмки, глядели на мать и слушали. В комнате было тихо.
— Посмотрите, как выросли мои детки да кем они стали. А ведь осталась я одна с ними. А они были один одного меньше И все вышли на дорогу большой жизни. Все это дала нам Коммунистическая партия, Советская власть. И я скажу вам, дети мои, берегите эту власть, берегите ее, как мать родную. Помните, что за эту жизнь, за эту власть положил свою головушку ваш отец.
При этих словах лицо матери стало печальным, глаза затуманились. Она помолчала, поднесла платок к глазам и продолжала:
— Давайте, дети мои, давайте, товарищи, выпьем за нашу жизнь!
Учиться я старалась. Не хотела отставать от братьев. В свободное время занималась своим любимым делом-акварелью рисовала на бумаге образцы материи — шелк, крепдешин, полотно. Несколько таких рисунков вместе с придуманными фасонами и выкройками я послала как-то в журнал “Работница”. Месяца через три я получила из Москвы письмо. Мне сообщили, что все рисунки были направлены на Всесоюзный конкурс, что конкурс уже состоялся и что мне, Клавдии Долгоруковой, присуждена вторая премия в тысячу рублей. Вот было радости-то у меня!
Вскоре Ксения знала всю небольшую жизнь Клавы со всеми подробностями.
Клава училась в десятом классе. Однажды пришли к ней подруги и завели разговор — кем быть Этот вопрос часто возникал в кругу школьников.
— Я буду инженером-строителем… Это я уже твердо решила, — сказала подруга Клавы Ирина.
— Я буду врачом, — объявила Нина. — А ты? — спросила она у Клавы.
— Знаете, что я хочу, девушки?
— Что?
— Я хочу, чтобы все красиво одевались.
— Ну и что же? Не собираешься ли ты стать портнихой? — хихикнула Лена.
— Нет, я кроме шуток.
— Портнихой хочешь быть?
— Да.
— Ты с ума сошла, — возмутилась Лена. — Училась, училась — и портнихой! Тогда брось учиться. Не морочь себе голову.
— Нет, я буду учиться. Кончу десятилетку, поработаю немного на швейной фабрике, а потом пойду в институт, — твердо заявила Клава.
— На портниху в институте учиться будешь? — опять хихикнула Лена.
— Знаете, девушки, — серьезно сказала Клава, — мы с вами должны хорошенько подумать и выбрать себе такую специальность, где бы мы больше принесли пользы. Вот вам хочется хорошее платье купить. А знаете вы, как делается это платье? Ведь кто-то должен сделать это платье!
— И правда, девушки, тут нечего смеяться. Клава правильно говорит, — заключила Ирина.
Борис каждое лето приезжал в отпуск, и все свободное время Клава проводила с ним. Они катались по Волге на шлюпке, вместе купались, ходили в парк, в кино.
В тридцать восьмом году Клава окончила десятилетку и пошла работать на швейную фабрику.
Борис стал летчиком. На четвертый год их дружбы, это было в тысяча девятьсот сороковом году, Борис снова приехал в отпуск. Клава хорошо помнит этот теплый августовский вечер. Дома никого не было. Они с Борисом сидели в ее комнате.
— Клава, я хочу сказать тебе… — проговорил Борис взволнованно.
— Что, Боря? Ну скажи.
— Меня, наверное, скоро выгонят из авиации. — В затуманившихся ласковых глазах Бориса играли какие-то искорки. Клава видела эти искорки, у неё немного кружилась голова, и она поняла тогда, что Борис совсем не то говорит, что хотел сказать ей.
— Почему? — спросила Клава, и на лице ее появилась затаенная, радостная, счастливая улыбка.
— Я не могу больше без тебя…
Они поженились. И любовь их крепла день ото дня. Каждый из них старался сделать другому приятное.
Бориса перевели в этот город. Приехала сюда и Клава. Потом началась война…
Клава сказала Ксении, что она осталась для того, чтобы мстить немцам. А Ксения открыла подруге, что в городе есть небольшая подпольная боевая организация молодежи, что она входит в эту организацию, обещала и ей, Клаве, подыскать “дело”.
7
Случилось так, что в один из зимних дней сорок второго года Клава неожиданно встретила на улице Зину, бывшую соседку по военному городку. Зина была одета в отличную котиковую шубку, на голове у нее небрежно держалась зеленая вязаная шапочка, локоны были завиты, зеленые глаза блестели.
— Здравствуй, Клавушка, — нараспев произнесла Зина. — Вот мы и встретились. А я искала тебя. Мне надо столько пошить — и платья, и пальто. Где ты живешь, Клавушка?
Клава сказала адрес старушки, где была прописана.
— Вот чудненько, я зайду к тебе. А знаешь что, Клавушка, приходи-ка сегодня ко мне. У меня будут офицеры. Отличные парни.
— А где ты живешь? Как устроилась? — поинтересовалась Клава.
— Живу я чудненько, — щебетала Зина. — Ты знаешь, как только немцы пришли, попался мне один офицер. Чудненький, я влюбилась в него. Богатый. Вот видишь — шубка, это он подарил мне. Нашел мне квартиру чудненькую, из двух изолированных комнат. Жили мы с ним месяца три. А потом его забрали на фронт. Такая досада. А сейчас ко мне ходит один старший лейтенант из комендатуры, высокий такой, только он меланхолик, вроде тебя. Придет, напьется и сидит курит да смотрит на меня. Ни разу не поцелует и уйдет. Умора! Зачем он ходит? Я его так и спросила: “Зачем ты ходишь ко мне?” Он говорит, что ему скучно, потому и ходит. Он очень плохо говорит по-русски. Я ему и говорю: “Что же ты, балда, не обнимешь меня”. Он понял все-таки и говорит: “Вы создан не для меня”. Умора! В общем, мы договорились с ним. Он приведет мне одного обера из гестапо. А сам просил, чтобы я познакомила его с какой-нибудь хорошей девушкой. Вот я тебя и познакомлю с ним. Хорошо, что ты попалась мне. Приходи. Я и живу здесь, недалеко. Вон дом двухэтажный, видишь? В этом доме на втором этаже. Придешь? А ты, Клавушка, красивая. Смотри, какой у тебя подбородок с ямочкой. А губы полные. Многим мужчинам нравятся толстые губы. А глаза у тебя карие-карие. Вот бы мне такие. А то у меня зеленые. Но многим мужчинам нравятся и зеленые. Правда, Клавушка? Так ты придешь?