— Я напишу Государю, — холодно сказал О-Наю. — И Государь решит твою судьбу. Если прикажет — тебя помилуют. Если прикажет — тебя вернут домой. Если прикажет — прибьют твою кожу к крепостным воротам. Молись. Увести, — кратко приказал он Лин-И.
Элсу прошёл мимо глазеющих на него солдат, как сквозь строй. Перед ним открыли дверь того самого каземата в подвале — но девок там уже не было. На бадью с водой кто-то положил широкую доску; на доске стояла миска с кашей из ся-и.
— У тебя есть еда, вода и общество, достойное твоего положения, — сказал Лин-И.
— Тут же — никого? — не понял Элсу.
— Так Львят в крепости больше и нет, — хмыкнул Лин-И и захлопнул за ним дверь.
Это случилось в десятый день второй осенней луны.
Запись № 135-03;
Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев
Я брожу по городу в обществе «моего друга» Ча и «его нового друга» посла Лянчина. То есть, мы с Ар-Нелем показываем этому кренделю нашу прекрасную столицу.
Ар-Неля это, кажется, развлекает безмерно — а мне, пожалуй, не очень нравится. Я предпочёл бы пообщаться с послом без посредников: мне тяжело смотреть, как Ча дразнит гусей. С другой стороны, я отлично понимаю, что мой личный контакт мог бы не срастись вовсе. Посол — его имя Анну ад Джарата, «Отважный сын человека по имени Джарату», «Львёнок Львёнка», как говорится, сын не самого Льва, а кого-то из его ближайшего окружения — подозреваю, он общается с Ар-Нелем по той же причине, по какой на Земле даже религиозный фанатик тает в обществе хорошенькой девушки. Анну явно воспринимает общество Ча как общество дурное, а собственное в этом обществе пребывание как грех — но ему трудно устоять.
В таком раскладе я, конечно, ему Ар-Неля не заменю.
Мне остаётся только изображать свиту и наблюдать со стороны. Мой милый-дорогой Ча словно нарочно ведёт именно такие беседы, в которых содержится максимум необходимой этнографу информации. Впрочем, Ар-Нель всего-навсего пытается бороться с культурным шоком на свой лад.
А я отслеживаю разницу менталитетов. Северянин подчёркивает собственную утончённость всеми мыслимыми способами — носит больше побрякушек, чем обычно, вплетает в длинные пряди волос у висков яшмовые бусины, благоухает эфирным маслом местных лилий, весь куртуазный до предела. Южанин, подозреваю, считает чистоту и ароматность серьёзным грехом и выглядит даже брутальнее, чем на первом приёме: он без всякой нужды носит кирасу из чернёной стали, накидывает на неё широченный полушубок и кажется оттого вдвое больше себя самого. Ар-Нель на контрасте с Анну изрядно напоминает девушку, но его, по-моему, нимало не смущает его собственный женственный вид. Анну его показная хрупкость и пушистость больше не обманывают: периодически эти двое меряются силами, и у господина посла ещё не зажила ссадина на скуле — Ар-Нель чуток не рассчитал.
А Анну после того боя разгадал тонкий замысел Ча.
— Ты, вот что — ты похож на хищное растение, — стирая кровь с лица, говорит он несколько уязвлённым тоном. — Внешне — цветок и мёд, а внутри — смерть. Ты — это обман.
— Видишь ли, дорогой Анну, — мурлычет Ар-Нель польщённо и протягивает ему белоснежный платочек из собственного рукава, — подобный обман — урок тем, кто не умеет или не желает замечать сути вещей. Не годится судить о чьих-то силах или фехтовальном стиле, не скрестив с ним клинка. Тот же, кто судит, недооценивая противника из гордыни, самоуверенности или глупости — может быть наказан поражением в бою. Это закономерно, не правда ли?
— Ты убивал? — спрашивает Анну.
— Я?! О, Небо! Конечно, нет! Я не жажду отнимать чужие жизни. Я ломал руки, я выбил глаз одному Юноше, который вёл себя недостаточно почтительно… не считая зубов… но убивать! Ты ведь не считаешь меня жестоким, Анну, не так ли?
Я не думаю, что посол ему поверил — но он продолжает проводить в компании Ар-Неля большую часть свободного времени. Старший посол, Эткуру ад Сонна, «Гордость господина Сонну», пятый принц Лянчина, что-то очевидно подозревает и очень не одобряет этого приятельства — но Анну ухитряется улизнуть при любом удобном случае.