С другой стороны, руководить Шериффом оказалось проще простого. Он работал удивительно прилежно, его коллега Хенсман нанес мне визит и произвел на меня впечатление человека способного и энергичного. За три месяца они смогли написать статью, представляющую несомненную ценность и открывающую интересные возможности, часть которых я предвидел, а кое-что было совершенно новым. Шерифф привез ее мне, чтобы я посмотрел до представления в Королевское общество. Рут задержалась, чтобы выслушать мои восторги, и ушла, оставив нас наедине в моем кабинете.
— Это превосходно, Чарльз, — закончил я.
— Я же всегда говорил, что я могу работать, — улыбнулся он, — когда у меня есть какая-то цель.
Разговор этот происходил в начале июля.
— Что ты теперь собираешься делать? — спросил я.
Он колебался с ответом.
— Я не знаю.
— Почему ты не знаешь?
— Мне некогда было подумать.
Я рассмеялся.
— Лучше признавайся. Какую глупость ты собираешься совершить?
— Если говорить правду, — начал Шерифф с чуть стыдливым выражением, — то я думал, что было бы неплохо попутешествовать несколько недель по Ирландии. Ты ведь понимаешь, я бы немного встряхнулся. И потом я работал бы еще напряженнее.
— А вместо этого, — сказал я, — ты будешь упорно работать до конца августа. Потом ты возьмешь отдых на три недели и опять будешь работать до рождества, когда у тебя будет две недели отдыха. Вот и все. Ты человек абсолютно здоровый…
— Но я не машина, — проворчал он.
— Я изучаю твои возможности, — сказал я.
Он понял, что я не шучу.
— Я не привык к этому, — сказал он. — Но… раз это нужно для дела… Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы ни за что не послушался.
— Чем больше ты сделаешь сейчас, тем лучше, — сказал я. — И еще имей в виду, как только ты пойдешь в гору, все вокруг начнут предупреждать тебя, чтобы ты не слишком много печатался. Не верь им. Есть два вида советов: одни предназначены помогать тому, кто их получает, и другие — тому, кто их дает. Ты будешь получать массу советов второго вида. Публикуй столько, сколько сможешь; если ты мне не веришь…
— Я верю! — весело сказал Шерифф.
— …просмотри количество публикаций действительно удачливых ученых в дни их молодости. Я не имею в виду великих ученых, я подразумеваю удачливых. Ты относишься к этой категории, Чарльз. Публикуй как можно больше, и в соавторстве и самостоятельно. Если ты будешь публиковать все один, завистники скажут, что с тобой невозможно работать, а если ты будешь печататься только в соавторстве, они будут говорить, что ты не способен к самостоятельной работе.
Шерифф рассмеялся.
— Я иногда забываю, — сказал он, — что ты можешь быть очень язвителен.
— Я ничуть не язвителен, — сказал я. — Это жизненный опыт, практически необходимый в любой профессии.
— Я допускаю, — добавил я, — что эта суровая истина может иногда производить ложное впечатление.
— Но насколько лучшее, чем абсолютная истина, — сказал Шерифф. — Хотя бы потому, что короче.
— И еще одно соображение, — сказал я. — Поменьше шуток. Во всяком случае, твоих излюбленных шуток! И еще меньше моих. Выдумывай сколько угодно профессиональных шуток. Но острые шутки — самая опасная форма развлечения в любом обществе. Я узнал это на собственной шкуре однажды… — я вспомнил, как я пошутил в разговоре с Десмондом в Мюнхене. — Гораздо полезнее держать себя повсюду так, как будто ты разговариваешь в клубе «Лосей», пей свое пиво, от всей души смейся над сальными анекдотами и веди себя, как настоящий мужчина.
— Это нетрудно, — сказал Шерифф.
— Да, и упаси тебя бог заводить романы с профессорскими женами. Безопасности ради ты лучше исключи всех жен ученых. Если ты этого не сделаешь, я брошу тебя. У тебя тогда не будет никаких шансов. Нигде. Если окружающие поймут, какую опасность ты представляешь для женщин с твоими приемами, тебе никогда этого не простят.
— А как по-твоему, будет у меня время для сердечных дел? — нагловато хихикнул Шерифф. — Я не уверен. Работать восемь часов в день и сорок шесть недель в году, такая жизнь не для меня. Но я тебе обещаю, Артур, никаких жен ученых. Ни одной. Даже ученых женщин не будет.