Парню еще доведется идти к читателю со второй книгой. А мастера этого дела говорят, что вторая книга как раз наиболее трудная, что именно по второй лучше всего узнается прочность и самостоятельность таланта.
«Ничего не поделаешь. Помогай ему наш бог. И мы тоже будем, когда понадобится».
Так думает редактор.
Возможно, не совсем, а только приблизительно так. А вот что горько ему — это наверняка.
***
Одно дело — солдату хотеть стать маршалом, а другое — ефрейтору считать, что он уже генерал.
***
Говорят, что суслик, жирненький паразит, когда его водой выгоняют из норы, сначала пытается воду эту выпить.
Говорят также, что некий легендарный критик, давнишний погромщик нашей литературы, после двадцатого съезда партии начал вырезать свои старые «высокоидейные» статьи из всех газет и журналов во всех библиотеках, занявшись этим очень старательно.
Суслик, не выпив всей воды, поворачивается к ней задом, затыкая таким способом нору, а потом вода выталкивает его, глупого мокрого толстяка, наружу, под пастушью палку.
На критика нашелся иной специалист. Тоже литературный. Раскопал-таки где-то в глубинах далеких больших библиотек те его статьи, сделал с них фотокопии, время от времени попугивает ими критика и берет с него... мзду за молчание.
Литературный суслик не погиб, даже не обеднел — живет в богатой квартире, отдыхает на роскошной даче, ездит на собственной машине. Ему куда легче заткнуть жирным задом темную извилистую нору своего прошлого.
***
Из одного выступления:
«Большой интерес представляли произведения белорусских композиторов в кантатном жанре: «Над рекой Оресой» и «Сказ про медведиху». Последняя вещь не утратила художественной ценности и до наших дней».
Имела ли художественную ценность вещь первая — не говорится. Читай об этом между строк. И не думай, пожалуйста, что настоящие художественные ценности остаются — да и существуют — только тогда, когда они есть...
***
— В целом вы написали хорошую вещь. Однако же некоторые страницы я у вас просто повыбросил бы.
Так же, глядя на игру бильярдистов, можно сказать, что те шары, которые не попали в лузу, не нужны были.
***
Пилипку́-сынку гуси бросили по одному перу — он полетел.
Если ж поддаться, чтобы каждый, кто критикует, вырвал у тебя по перу или по два,— далеко не улетишь.
***
Петуха сначала режут, а потом ощипывают. Автора же на киностудии сначала долго и коллективно ощипывают и наконец кто-то зарежет. Что выгоднее — следовало бы спросить у петуха.
***
Назойливый крик: «Где сюжет? Нет сюжета!..»
Это подобно тому, если бы, глядя на красивую девушку, прежде и больше всего думать о ее скелете.
***
Физики говорят: что-то открываем, а потом стремимся это опровергнуть. Выдерживает — значит, живет.
Этого бы нам, литераторам! Чтоб автор сам себя испытывал опровержением.
***
Мы даже не можем толком рассказать про все цветы из того букета, который нам часто дарят больше, чем надо, благодарные читатели.
***
У товарища, который настойчиво убеждает тебя в своей любви и дружбе, неприлично спрашивать, читал ли он что-либо из твоих произведений.
***
Почему вы считаете, что недруг, пишущий обо мне, будет более объективным, чем друг?
***
Великий писатель оставил нам радость общения с миром его произведений.
Сколько же от этой радости, от этого бессмертий пришлось на долю его самого, покуда сам он чувствовал, что живет?
***
Составляю сборник рассказов Миколы Лупсякова, выбираю в его наследии лучшее, вот уже несколько дней думаю о коротком вступительном слове.
Делать что-то хорошее тому, кто уже никогда не скажет тебе спасибо,— это и грустно, и как-то радостно неповторимо.
***
Через трудности жизни с Толстым можно идти, будучи и сильным, и временами слабым. Есть к кому прислониться.
С Достоевским можно идти через трагедии — будучи только сильным.
***
После спектакля по «Разоренному гнезду» поздно ночью перечитывал эту драму.
Думалось об авторе ее — о Купале, начинавшем деревенским самоучкой,— как он мучительно искал и находил свое настоящее в гуще жизни, в сложности своего времени...
Нет такого в нашем литературоведении — живой Купала в его становлении, именно в его времени и окружении, а не Купала... чуть ли не с детства классик, который уже и своего «Мужика» пишет сразу в звании академика. Меньшее или большее, сознательное или несознательное накладывание четверга и пятницы на среду и вторник, неумение отделить Купалу сегодняшнего от того Купалы, который день за днем, год за годом, через революцию, реакцию, мировую войну, снова революцию, через радости и невзгоды небывалого становления, снова через мировую войну вершил свой неповторимый подвиг.