— У тебя какой размер сапог?
Сосед, здоровенный детина, спокойно, с привычной усмешкой отвечает:
— Сорок пятый.
— А я ношу сороковой. А мог бы и тридцать девятый.
Этих двух я помню из нашей деревни.
Третьего — он был писателем —- вспоминаю тоже часто. Теперь, через несколько лет после смерти, книги его уже совсем не читаются, как ни шумели о них в свое время. Сегодня уже и аллилуйщики забывают называть его в праздничных перечислениях. Он был писателем. Казалось, что был.
Помню обсуждение его очередного опуса. Очень «современного», очень «идейного», очень «нужного народу». Так говорилось тогда. Не всеми. Кое-кто, по молодости, по наивности, критиковал. Впрочем, не договаривая всего: что произведение — вовсе не произведение, а только отмечая отдельные недостатки.
И вот он — боже, какое величие, какая самоуверенность! — встал.
— Я прослушал тут ваши замечания,— начал торжественно, не спеша.— Те из них, которые достойны моего внимания, будут мною продуманы...
Зачем это все — и те усы в мыле, и ножка в хромовом сапоге, и тот апломб перед появлением в печати очередной бездарной книги?
Для назидания, для воспитания на отрицательных явлениях?
Закономерность какая-то?
Может, и так. Но — грустно...
***
Редактируйте его, делайте сносно грамотным, спешите, пока он еще теплый, пока еще не застыл в бронзе классика. Живого.
***
И графоманы плачут над собственными страницами. Еще как искренне да ручьисто!
Стоит об это помнить, особенно тогда, когда уже слезинка подкатывает, просится...
***
Гонора он — втихую, терпеливо — подзапас. Дайте только возможность, случай проявить его, хоть какую-нибудь щель, чтобы начать выпускать тот запас наружу,— и посмо́трите, как он вам навоняет безмозглой спесью.
Мы уже, кстати, видели такое, и не раз. У самых будто бы тихих, покладистых и, как казалось, скромных и неглупых.
***
Даже и лучшие так завидуют друг другу, так стараются замечать в том, кому завидуют, недостатки и ошибки, так огорчаются его успехом, как будто народу нужен только один-единственный хороший писатель — не больше!..
***
Автор (по-свойски поздоровавшись):
— Ну, как мой рассказ?
Редактор (сдержанно):
— Будем печатать.
Автор (сначала растерянно, потом решительно):
— Нет, если так, печатать не будем.
О если бы так было!
***
«Нет таланта, но зато какой охват событий!..»
Нет у певца голоса, но зато как он широко разевает рот!..
***
Инженер решил стать драматургом. Больше того — кинодраматургом. «Это в наше время,— признается он от души,— наиболее выгодно».
После того как я терпеливо и тактично раскритиковал его сценарий, он, встретив меня на улице, радостно сообщил, что «здорово над ним потрудился» и теперь сценарий стал — техническая точность! — «на тридцать пять... да нет, на тридцать семь процентов лучше!..»
***
Для самоуверенности человеку многого не надо — хватит ее одной.
***
Автор «документальной повести» пишет в предисловии к ее журнальной публикации:
«В этом произведении нет ничего выдуманного».
Как оправдание.
Бедная «Война и мир»!..
***
Обсуждение первой книги молодого автора. Хвалят за содержание, за форму — за все. Хвалят густо и сладко. И только два человека среди многочисленных участников этого разговора знают что-то одно, таинственное... Сам автор и его редактор.
Они знают рукопись книги — какая она была искромсанная после того, как по ней походило редакторское перо. Сколько там было вычеркнуто — с согласия автора, сколько дописано им самим — с благодарностью редактору, сколько исправлено снова — после еще одной, казалось — самой последней, редактуры. Они почти по-настоящему подружились за эти нелегкие дни — молодой и старший товарищи. И вот заслуженно вкушают радость удачи.
От первых чаш славы автор пьянеет, и это пока что заметно только по румянцу на его щеках. Редактор — он же, кстати, и сам талантливый писатель — радуется по возрасту и по опыту трезво, и почти никто из присутствующих не знает о его причастности к хмельной радости именинника.
Потом одна из участниц обсуждения, особа юная и поэтическая, подносит имениннику чашу самую большую.
— Как говорил великий Шуман,— цитирует она звонко и растроганно,— снимите шляпы: среди нас появился гений!.. Да, дорогие товарищи. И если бы еще редактор этой чудесной книги поработал над нею хоть немного...
Ну, что редактор, слыша это, молчит, оно понятно. Он только головой качнул, слегка пригнувшись. Что автор с места сразу не крикнул: «Неправда!» — это тоже понятно. Глотая взахлеб из чаши, да еще такой большущей, не очень-то и крикнешь. Однако и потом он, растерянный, безъязыкий от счастья, выступая в заключение со словами благодарности всем участникам обсуждения, забыл сказать свое слово только одному...