За кварталами среднего класса начался и быстро закончился промышленный сектор (бесконечные здания без окон, углубленные в почву, мрачные и безжизненные). Потом дорога перемахнула узкий язык залива, прошлась по ещё одному кварталу среднего класса и потекла среди трущоб, похожих не то на бразильские фавелы, не то на китайские хутуны. Здесь было обиталище муссов и прочих изгоев. Люди, впрочем, тут тоже жили — скатившиеся на самое дно социальной лестницы, где разница между видами уже не важна, как и на вершине богатства и успеха.
Трущобы вокруг тянулись долго. Кто-то вырывался отсюда, уходил к Стерегущим, нанимался на планетарные армии, в экспедиции авантюристов, пытающихся расширить границы объединенного космоса, устраивался на тяжёлые работы в шахты и карьеры, где выгоднее использовать разумных существ, чем ботов и нейросети. Но многие здесь рождались, проживали всю жизнь, размножались и умирали.
Ничего не меняется. Что на одинокой планете Земля, что в сообществе сотни планет…
Беспокойство я ощутил, как только кончились трущобы. Машина свернула с текучей дороги, проехала два квартала среднего класса и остановилась в старом районе, который вполне мог бы считаться элитным. Но тут практически никто не жил. Это был аналог лондонского или московского сити: деловые центры, банковские офисы, штаб-квартиры корпораций. Разумеется, всё это обросло огромным количеством кафе, ресторанов, клубов, где обсуждалась и заключалась часть сделок.
Среди них был и клуб «Голая правда», который сорок восемь лет назад, сразу после Обращения, купила Вероника Бирн. Может быть, это и выглядит странным выбором для женщины — владеть стриптиз-клубом, но вы просто не знаете Веронику.
Эх.
Наверное, я перестал приходить на наши сборы именно из-за неё.
Я выбрался из машины и отпустил её, приказав доставить содержимое багажника в мою квартиру. Нейросеть оказалась достаточно продвинутой и скандальной, чтобы начать спорить о законности перевозки останков без сопровождающего лица. Пришлось оплатить машине тариф сопровождения, словно она везла ребёнка или животное.
Потрясающая наглость, на мой взгляд. Ей-то что с двойного тарифа, она же нейросеть, ей кредиты не выплачивать и продукты не покупать!
Машину я остановил метров за сто от клуба, так, чтобы видеть вход, но находиться на безопасном расстоянии, возле крохотного скверика с лиловыми деревьями и ярко-зелёными цветами на сиреневых клумбах. Всё это ботаническое безумие, привезённое с разных планет, как-то уживалось между собой, деревья даже оплетали орхидеи вполне земного вида. Говорят, что всё живое во Вселенной несёт в себе общий генетический корень (ну, если вообще пользуется генами), но меня всегда поражали летающие ящерицы Дануа, собирающие нектар с земной акации.
В скверике сидела на скамеечке семейная пара рили — уже старых и выглядящих соответственно: мужчина был импозантен как Шон Коннори в преклонные годы, а женщина благородна, как Джейн Фонда или Катрин Денёв в старости. Хоть я и понимал, что внешность обманчива, но невольно им кивнул и получил в ответ ослепительные улыбки.
Но я подошёл, конечно, не к ним, а к молодому мужчине, который задумчиво смотрел на багрово-жёлтую вывеску «Голой Правды». Он был одет во всё чёрное — штаны, рубашка, расстёгнутый короткий плащ. Шею мужчина повязал золотистым шёлковым шарфом.
— Шикарно выглядишь, Тянь Джелан, — сказал я.
— У тебя великолепный костюм, — ответил он, не глядя на меня.
— Подарок.
— Цени подруг, которые дарят такое, — сказал Тянь.
— Это не подруга, а партнёр, — ответил я. Дождался, пока Тянь с подозрением посмотрит на меня и добавил: — Деловой партнёр.
— Понял. Ты испортил одежду, прикрывая его, — ответа он явно не ждал. Тянь всегда был умным и не любопытным. Мне кажется, что я ни разу не слышал от него вопроса.
— Ну что, зайдём? — спросил я, выждав минуту.
— Можем умереть, — заметил Тянь.
— Все мы смертны, старый ты пердун, — согласился я.
— А знаешь, ведь и вправду, — кивнул Тянь.
И мы, не говоря больше ни слова, пошли к зданию, где нас хотели убить.
Глава 5
Вероника всегда была безбашенная. И смерти не боялась совершенно. Так случается с людьми, глубоко и беззаветно верящими в Бога, или с настрадавшимся по жизни, ну или с теми, кто жизнью пресытился. Но к Веронике всё это никак не относилось. Помню, как она сидела в тот последний вечер — старая, скрюченная артритом, лысая (последствие многолетней борьбы с раком). И про этом хохотала громче всех, подначивала меня и Мишель — самых старых в компании, не выпускала из одной руки сигарету, а из другой бокал. «Наконец-то я могу послать своего доктора в задницу и делать всё, что хочу! Мальчики, девочки, пользуйтесь этим сладостным моментом. Никита, трахни Мишель, а? Я понимаю, тяжело, но у меня есть пачка запрещённых таблеток… Они тебя убьют, конечно, но через неделю, так что это неважно, зато нынешней ночью будешь как огурчик! Давай, погляди, как она на тебя смотрит!»