Долго обсуждали ребята, как быть, но ничего придумать не смогли. Можно, правда, из соседних дворов кого-нибудь взять, но ведь тогда все скажут: соседи помогли.
Ребята привыкли гордиться своим двором, считали его особенным, самым лучшим в городе. С удовольствием слушали они летними вечерами, как старый пенсионер Илларион Федорович, бывший рулевой буксирного парохода, доказывал:
— У нас двор особенный, батюшка. Орлиное гнездо, я тебе скажу, да! Федька Стрельцов, Марии Николаевны сын, давно ли без штанов тут бегал? А сейчас — герой, полковник. А? То-то, батюшка. А Сонька Пиликина? Артистка! А Санька Беклемышев?
Долго перечислял Илларион Федорович имена и фамилии, убеждая собеседника в том, что другого такого двора «нипочем не сыщешь». И где-то в глубине каждой ребячьей души теплилась мысль: «Может быть, и про меня так же будут говорить. Может быть, и я буду героем». Наверное, поэтому и жили ребята двора дружно. Друг за друга — горой. Даже Славку в обиду не давали, хотя и не любили его — очень уж изнеженный.
А вот сейчас получилось так, что на этого самого Славку — единственная надежда.
— Славка, конечно, рад будет, что его в команду берут. Так мать его ни за что не пустит, — сказал первый Сережкин помощник Миша Трубин.
— Постой! — У Сережки Баева даже глаза заблестели. — Надо с ней поговорить. Так, мол, и так. Ваш Славка нужен, чтобы честь двора защищать. Неужели не поймет?
— Не-е, — Миша покрутил головой, — помнишь, в прошлом году Славка хотел с нами рыбачить идти? Чем кончилось? Прибежала, раскричалась…
Но Сережка не сдавался. Выражение «честь двора» ему очень нравилось. От него веяло чем-то героическим. Поспорив еще немного, он заявил:
— Ладно. Я сам к Славке схожу, поговорю с Олимпиадой Владимировной.
Он с решительным видом направился к двери Славкиной квартиры. Ждать пришлось недолго. Минут через пять Сережка уже вышел обратно.
— Что, не клюнуло? — поинтересовался Миша.
— Нет, — коротко бросил Сережка.
2В девяти квартирах почти в одно и то же время раздалось шлепанье босых ног и старательное пыхтенье: все игроки дворовой команды соблюдали уговор — делать каждое утро зарядку. Чтобы выиграть, надо тренироваться. Правда, как тренироваться, ребята представляли довольно смутно. Но кое-что они знали. Сережка даже книжечку раздобыл, где излагались основные правила тренировки.
В назначенный час все были в сборе. Сережка пришел с заветной книжечкой. Заглядывая в нее, он объявил:
— Сейчас будем делать разминку. Пятнадцать-двадцать минут.
— Это как? — одновременно спросили братья Аликины.
— Сначала гимнастику будем делать, а потом бегать.
— Я гимнастику уже сегодня утром делал, — протянул Федя Крутиков, ленивый паренек, всегда споривший, если приходилось лезть за мячом через забор.
— Нашел чем хвастать! Все делали. Давай становись в строй!
Сережка действовал быстро и решительно. Под его команду ребята добрых полчаса проделывали различные упражнения. В заключение он стал во главе колонны, крикнул: «За мной!» — и побежал.
Бегать по жаре неизвестно для чего — небольшое удовольствие. Но Сережка был непреклонен. Круг за кругом пробегали ребята по двору. Пот застилал глаза, Федька Крутиков окончательно запыхался, а Сережка бежал да бежал. Наконец, он пошел шагом. Ребята шумно дышали за его спиной, и он, переводя дыхание, отрывисто бросал на ходу.
— В игре… может… хуже будет… готовиться… надо… закаляться…
Когда ребята отдышались, Сережка заявил:
— Теперь будем работать с мячом. — Поймав вопросительные взгляды, он добавил, слегка смутившись: — Тренироваться, в общем. Володька, становись в ворота!
Володя Ступин, вратарь команды, натянул перчатки, бывшие предметом жгучей зависти юных вратарей Заречной стороны, поплевал на них и стал в ворота. В черной фуфайке и кепке с маленьким козырьком он походил на самого настоящего футболиста. Беда была лишь в том, что на эти внешние признаки вратарского отличия он обращал куда больше внимания, чем на то, как научиться ловить мяч. И не раз команда платилась неожиданным голом только за то, что Володька вдруг выкидывал такое, что просто дух захватывало. А мяч спокойно вкатывался в ворота…