Рин сидел молча, исподтишка любуясь не столько пейзажами, сколько скупыми и точными движениями рук мужчины за рулем. Он не мог знать, о чем тот задумался, но не хотел мешать, заодно пытаясь справиться с собственной нервозностью. Юноша помнил базу, коридоры станции, толчею порта, привык, что в любом жилище множество приборов и полагал, что готов к тому, насколько чуждым окажется мир людей за пределами уединенного домика на взморье. Предвкушение мешалось с испугом, но страха, в прошлом его понимании, не было, - как и все прочее, за что брался, Эрдман надежно излечил его от этого недуга. Рин знал, что если ошибется, забудется, устанет так, что уже не сможет справиться сам, - сильные руки вынесут его на твердый берег, давая возможность перевести дыхание. Только... не хотелось ошибаться, хотелось, чтобы ледяные глаза снова взглянули на него с одобрением, а возможно, гордостью и восхищением.
Поэтому превозмочь волнение совсем не удавалось. Юноша напоминал себе, что хотя людей и много, но они тоже имеют право на любопытство к нему, ведь они принадлежат к разным народам. Что касается низменных желаний на его счет, то его любовь - его лучшая защита, а грязь и мерзость пусть стекают мимо...
От попыток сохранить самообладание, эльфа отвлек сам город, и против воли юноша даже ощутил разочарование, опять не встретившись с тем, что ожидал и на что так серьезно настраивался. Да, были и домики, и большие, тоже как будто казенные, одинаковые коробки домов, перемежаемые редкими чахлыми каплями зелени. Да, людей было много, по-разному одетых и всех возрастов, он даже впервые увидел нескольких детей... но разглядеть что-то из окна движущейся машины получалось плохо, и это по-прежнему было далеко от торжества стекла, металла, пластика и бетона, как на некоторых изображениях, что он видел.
Остановив наконец машину, Манфред только хмыкнул про себя, настолько забавным было выражение личика эльфенка. Но, во-первых, это вам не столица и не мегаполис, да и в деловой центр сразу же тащить парнишку он не собирался, чтобы потом его опять откачивать от шока. Эрдман превосходно знал город и ему даже не требовался навигатор, чтобы подъехать к умело скрытому среди других однотипных построек зданию комендатуры самыми тихими и спокойными улочками.
Войти в иной мир, примерно как войти в воду, - можно плавно погрузиться в теплую, прогретую солнцем волну, а можно сорваться с обрыва в ревущий ледяной поток. Обрывов у Рина уже было достаточно, и адаптировать его следовало постепенно, не напрягая там, где не нужно. Мужчина специально оставил машину чуть дальше, чем требовалось, и шел не торопясь, не заметно наблюдая за своим спутником. Нужно было признать, что для первого раза Рин держался великолепно.
Людей им попадалось достаточно, за редким исключением все в форме различного рода войск - городок сам по себе считался курортным. Некоторые обменивались с обер-офицером короткими и одинаково резкими приветствиями. Золотоволосому юноше-эльфу доставались взгляды различной степени и категории заинтересованности. Рин шел рядом, спокойно разглядывая незнакомое место, и излишнего напряжения в нем не чувствовалось. Он держал голову высоко, а плечи прямо, и без напоминания достал из внутреннего кармана куртки карточку удостоверения.
Эрдман провел его в кафетерий, расположенный с торца здания, заказал эльфенку ягодный чай и фруктовый десерт, после чего распорядился:
- Побудь тут. Я недолго.
- Хорошо, - Рин только кивнул и мягко улыбнулся, ясно видя в холодных, как сталь, глазах мужчины то, к чему и стремился.
Юноша проводил уходящего офицера взглядом, и сидевший за соседним столиком майор-пехотинец выразил свое восхищение витиеватым ругательством. Эльф! Да еще такой красавчик, так и этого мало! Когда мальчишка поднял глаза на приведшего его СБшника - парень аж засветился весь, а от его улыбки захотелось кого-нибудь пристрелить.
Его приятель поддержал товарища в превосходных оценках внешности ушастика, несколько развив мысль: например пристрелить того же герр обер-офицера, потому что какого черта ему так улыбаются!
Рин же рассеянно размазывал ложечкой по тарелке крем и желе. Он не прислушивался к разговору, но точно знал, что офицеры говорят о нем, да и прочие взгляды чувствовал кожей. Его щиты пока держались крепко, но в сердце все же неожиданно всколыхнулась горечь: кем он был, тем и остался. Видимая со стороны разница в его положении в мире людей по сравнению с прежней огромна, но, по сути, сводится к одному - он игрушка для постели, красивая куколка, просто теперь недоступная для всех и каждого. Что ж...
Если таково условие, чтобы быть с тем, кому он подарил душу и с радостью дарил тело, чтобы знать, что есть человек, который видит его самого и таким как есть - в чем-то неопытного, наверное, в самом деле, не очень умного, практически неспособного себя защитить... просто парня, который остался один в чуждом мире, и кому слишком часто бывает больно и страшно... и все-таки находит в нем что-то, что ему интересно, что ему нравится, который желает его не только в постели и позволяет опереться на себя... Да даже плавать научил, не говоря уже о возможности узнать с ним бесконечное счастье и тихих моментов покоя, и искрящейся радости быть единым с любимым, чувствуя в себе его плоть, вручая себя без остатка в надежные крепкие руки... Пусть! Ради этого можно стерпеть, что угодно.
- Все в порядке? - голос Манфреда и брошенная на стол фуражка заставили погрузившегося в свои переживания юношу подскочить от неожиданности.
Рин спохватился, а в груди разлилось тепло: показалось, что на этот раз в глубине светлых глаз на мгновение промелькнула тревога. За него.
- Да. Вы закончили?
- Вполне. Кстати, здесь неподалеку есть скверик. Хочешь, прогуляемся? Посмотришь больше. Или устал, и вернемся домой?
- Нет... - юноша растерялся. - Не знаю. То есть я не устал. Только... стоит ли...
- Почему нет? - Манфред выгнул бровь, отмечая, что парнишка все же чем-то подавлен.
- На нас все так смотрят, - потупившись, тихо-тихо произнес Рин.
Мужчина закурил, небрежно кивнув молниеносно подставленной пепельнице, бросил между затяжками:
- Разумеется, смотрят. И будут смотреть. Привыкай.
- Потому что я - из ахэнн? - бледно усмехнулся юноша.
- Это само собой, - согласился Эрдман.
- Что же еще? - вымученно поинтересовался Рин.
- Человеческая природа, - хмыкнул офицер, не понижая голос. - Видишь ли, людям всегда чего-то не хватает. Так что... половина из любопытствующих естественно завидует мне, что у меня такой красивый любовник.
Аэрин вспыхнул жарким румянцем от подтверждения своих недавних мыслей, а Манфред выпустил еще одну струйку дыма и небрежно закончил, по-прежнему достаточно громко:
- А вот другая половина позавидует тебе, что твой любовник не кто-нибудь, а старший офицер "Врихед".
У юноши не нашлось слов, он просто смотрел на невозмутимого и даже несколько отстраненного возлюбленного во все глаза, но полностью собраться с духом не успел. Не дали.
Как и было рассчитано, заявление Манфреда расслышал не только он, и бодрый голос радостно провозгласил за спиной:
- Наконец-то! Крепость пала? Давненько не пересекались, Эрдман, отпуск? Представишь свою Рапунцель?
- И тебе здравствуй, Диттер, - Эрдман недовольно дернул уголком губ, глядя на резко побледневшего Рина. - Отпуск-отпуск. А тебе с возрастом стало изменять зрение?
- Приятно видеть, что, по крайней мере, ты не меняешься, - без тени обиды заметил офицер в темно-серой форме со знаками отличия гауптманна. - Все так же само очарование.
- И все так же умеешь удивлять, - уже совсем другим тоном произнес он, когда обошел юношу, чтобы присесть за столик рядом. - Эльф!!!
- Аэрин. Гауптманн Майерлинг, - сухо уронил Манфред, гася окурок.
От юноши шла гнетущая волна тоски. Он вздрогнул и невольно сжался, услышав о себе незнакомое прозвище, ясно чувствовал возникшее вокруг напряжение, и сидел, не поднимая глаз от чашки, отчаянно мечтая уйти.