- Наверное, за это и люблю, - с обезоруживающей улыбкой серьезно признался Рин. - Вы честны со мной!
Манфред оцепенел. Едва не поперхнулся дымом. Поднялся, ткнув тлеющую сигарету в пепельницу, долго безнадежно растирал переносицу и виски, но впервые в жизни не смог подобрать подходящего ответа и... сдался, обнимая неуверенно приблизившегося к нему юношу: вот же чудо!
Так поспешно покинув дом давнего товарища, Диттер остановился уже на ступеньках, резко дергая кистью, пока натягивал перчатки. У самой машины, вместо того чтобы открыть дверцу, уткнулся лбом в сложенные на крыше руки: как же так, Эрдман...
Предупреждение не лезть, куда не просят, он понял прекрасно, как и то, что не сможет просто выкинуть из головы образ хрупкого золотоволосого мальчика. С чистой совестью отправиться ужинать, в то время как юноша покорно и безмолвно будет дальше отдавать свое тело, оставаясь чем-то средним между прислугой и сексигрушкой, чтобы с ним не сотворили чего-нибудь худшего.
Только как? Что он реально может сделать, чтобы помочь мальчишке, а не привлечь ненароком к нему излишнее внимание, лишь усугубив положение, ведь каких-либо прав, даже формальных, как и защиты - у Аэрина попросту нет?
Вновь и вновь прокручивая в голове ситуацию и возможные пути выхода из нее, Диттер выкурил, наверное, половину пачки, даже не заметив того. Несколько раз рука тянулась завести двигатель, но мужчина каждый раз останавливался, пока над растерянностью и разочарованием не взял верх гнев. Диттер решительно хлопнул дверцей, намереваясь вернуться, чтобы объясниться с Манфредом прямо, пусть даже их довольно странная дружба на этом и закончится, зато по крайней мере в происходящее будет внесена ясность.
Он широко зашагал обратно по дорожке, когда услышал голос, и поднял голову... Разыгравшаяся затем сцена одновременно заставила его почувствовать себя идиотом и потрясла до глубины души.
... Уже совсем стемнело, но сидевший на перилах террасы Рин был хорошо виден в свете лампы. Эльф вновь что-то неразборчиво прощебетал, опуская голову и сделав рукой легкий, неопределенный жест, выглядевший немного нервным. Неразличимый до того силуэт качнулся из тени в его сторону, Манфред приподнял его голову за подбородок, заставляя взглянуть на себя, и через долю секунды наклонился к нему, вовлекая в долгий поцелуй. Одним движением он подхватил юношу на руки, и золотоволосая головка тут же устроилась у него на плече, а затем оба скрылись в доме...
Когда Диттер наконец отмер и был способен опять более-менее адекватно воспринимать реальность, он понял три вещи. Первое, - насильников так не обнимают и не целуют, как Рин "своего" офицера! А второе... Дьявольщина! Эрдман Манфред, таскающий кого-то на руках?! Странно, что земля и небо еще местами не поменялись!
И последнее, - он здесь точно лишний со своими "выяснениями".
7. Къаллие - на пути жизни
DIXI. Вот теперь точно кончено! Пусть результат был вполне предсказуемым, но все возможные эксперименты зашли слишком далеко, - Эрдман долго курил в ночь, стоя на террасе и задумчиво глядя сквозь раскрытую дверь на тонкую фигурку юноши под одеялом.
Весьма занятная у него поза: разморенный поцелуями и долгим нежным сексом, Рин давно спал, - вытянулся на постели, только немного согнув ноги, как удобнее, зато всем корпусом подаваясь на другую половину кровати и накрепко вцепившись в чужую подушку, обвивая ее руками для верности. Вздрагивал во сне, четкие брови хмурились, а уголки губ кривились в гримасе боли или страха...
Усмехнувшись самому себе, Эрдман оттолкнулся от перил, и вернулся в комнату, присаживаясь рядом с ним. Фыркнул: "Люблю"...
Это всего лишь слово, которое может означать, что угодно, глупенький! Абстракция, не больше. Еще один, местами красивый и полезный миф.
Может быть, для эллери Ахе это все-таки иначе, кто скажет... Не я, в этом ты прав по поводу "честности". И тем лучше для тебя, раз ты во все это так истово веришь...
Ты спи, маленький, - он коснулся виска и золотистых спутанных волос, чтобы увидеть, как юноша немедленно затих, задышал ровнее. - Спокойно спи. Я и правда тебя никогда не трону.
Еще никогда раньше Рин не ощущал так отчетливо стремительный бег времени, как здесь, перед величием морского простора или на тихих улочках сонного курортного городка, куда они все же стали ездить на прогулки. Это чувство было острым и резким, почти до боли, и юноша пристально вслушивался в него, говоря себе: значит, вот как живут люди.
Полный год еще не окончился, но казалось, что он сам уже прожил целую жизнь, лишившись столь многого и найдя не менее ценное. Испытав боль, утраты, позор, он негаданно обрел любовь - настоящую, а не виньетку из красивых слов.
В последнем Аэрин больше не нуждался, да и любые слова показались бы насмешкой над тем, как замирало в груди сердце, чтобы слышать звук биения другого. Всем существом рвалось навстречу, обретая покой лишь в крепких обьятиях любимого, и сжималось от тоски - время неумолимо, как долго еще Манфред позволит быть с ним? Мужчина не оттолкнул его после признания, но бессмысленно и безнадежно надеяться на что-то большее... Да и на что, собственно, большее? Эти пятнадцадь дней стали самыми счастливыми в жизни!
Они закончились. И страх холодил душу, что однажды точно так же, безжалостно быстро закончится и все остальное между ними, что придало новый смысл существованию.
Юноша чувствовал себя физически дурно во время сборов, Эрдман хмурился, наблюдая за подавленным бледным эльфенком, но молчал. Ничего странного в том, что мальчишке совсем не хочется возвращаться: это автономная станция, военный объект. Там уже не будет никаких закатов и прогулок у моря. В лучшем случае его передвижения будут ограничены жилой зоной, и то, еще большой вопрос захочет ли Рин воспользоваться предоставленной свободой даже в подобном урезанном варианте. Юноша вполне сносно освоился с обществом людей, но это не меняло ни его расы, ни статуса, и Рин не настолько наивен, чтобы самому этого не понимать. На Старой Терре он диковинка, интернированный ахэнн, которого привез скрасить отпуск офицер СБ - любопытно, завидно, но не более. Чужая, несколько экзотическая собственность. В условиях оккупации, в самом средоточии военной мощи победителей, его персональная ценность, как и факт принадлежности кому-либо - существенно теряют в значении, чтобы можно было без опасений оставлять красивого молоденького эльфа без присмотра. А по службе обер-офицер Манфред не сможет уже постоянно находиться рядом.
Конечно, человек в своем уме не решится замахнуться на любовника старшего офицера "Врихед", разве что внезапно испытав склонность к самоубийству в особо извращенной форме, но то разумный, а озабоченных долбо.бов-садомазохистов куда больше, всегда и везде. Да и, к сожалению, именного клейма на Рине не стоит... Однако полная изоляция не выход. Раздумия Эрдмана были не менее напряженными, пусть это никак не сказывалось внешне.
А вот юный эльф выглядел откровенно несчастным и испуганным, так что выбравшийся их проводить Диттер не удержался:
- Не грустите, Аэрин! - мягко обратился он к юноше, уловив взгляд, брошенный тем вслед отошедшему к стойке флигера Манфреду.
Тем вечером он уехал немедленно, улыбаясь себе всю дорогу, но вернулся на следующий день, и заезжал регулярно, постаравшись сделать все, чтобы это невинное золотоволосое чудо перестало его бояться, а старый товарищ извинил за глупость и недоверие.
- Рин, послушайте, - серьезно проговорил Майерлинг, тоже глядя на заполняющего документы офицера. - Эрдман очень своеобразный человек. Подчас, даже слишком и его иногда совершенно невозможно понять. Но то, что я вижу, говорит, что вы для него ценны. И если не любовью, то я не знаю, как еще это можно назвать!
Юноша вскинул на него глаза, и благодарно улыбнулся в ответ, увидев лишь доброжелательную спокойную улыбку.
- Спасибо. Я постараюсь это не потерять... - тихо уронил Рин.